Часть вторая
Часть третья
Придон
Придон - великий герой, добывший меч бога Хорса, только в сердце его кровоточит глубокая рана. Он страдает от любви к прекрасной куявской царевне Итании, за одну улыбку которой не пожалеет и жизни.
Моим друзьям и недругам, с которыми так славно проводим время в Корчме!
Часть первая
Глава 3
За пологом шатра прогремел стук копыт, по-утреннему свежий, сочный, хрустящий. Аснерд и Вяземайт насторожились, конь вроде бы придоновский, но Придон давно уже не пускает коня рысью, тем более – в галоп. Переглянулись, Аснерд раскрыл было рот, но послышались шаги, полог откинулся, пропуская в шатер прохладный, еще не прогретый воздух.
Придон был смертельно бледен, вошел и сразу упал на шкуры. Грудь ходила ходуном, на бледных губах выступили пузырьки пены. Аснерд помалкивал, ждал, однако Придон вскоре заснул, донельзя обессиленный. Во сне стонал и плакал, Аснерд помрачнел, делал отгоняющие злых духов жесты. Придон вскрикивал жалобным детским голосом, вперял невидящие глаза в пространство и начинал разговаривать с кем-то незримым.
Вяземайт ушел, Аснерд слышал его приглушенный голос, в ответ донеслись оправдывающиеся щенячьи голоски молодых воинов. На лицо Придона падал из узкой щели в своде солнечный луч, похожий на лезвие небесного меча, Аснерд встал и, не зная, чем еще помочь страдальцу, сдвинул края ткани.
Вернулся Вяземайт, встретился взглядом с Аснердом, кивнул.
– Ну что? – прошептал Аснерд.
– Я же говорю, – ответил Вяземайт тоже шепотом, – сегодня может решиться… жить ему или умереть!
– А как же твое колдовство?
Вяземайт подошел к спящему Придону, взгляд верховного волхва стал цепким, деловым, прикидывающим.
– Я не обещал колдовства, – огрызнулся он тихо. – Я обещал встречу…
– С кем?
– Кто может указать дорогу.
Аснерд сердито стиснул кулаки. Снова загадки! Нет чтобы какой-нибудь отвар или настой, чтобы и рану на спине, и душу излечили. Деревенские колдуны и то чудеса творят этими отварами. Нежить замораживают, оборотников выявляют, а через черту, что проводят вокруг деревни, ни один вурдалак не перескочит! Даже тучи отгоняют, а вот никто не видел, чтобы Вяземайт хотя бы щепочку своим волховством передвинул!
Вяземайт присел на корточки, Придон лежит лицом вверх, руки раскинуты, но грудь не вздымается, застыл, как могильная плита. Вяземайту почудилось, что Придон уже не дышит, торопливо потрогал, потряс, сдавил толстыми пальцами такие хрупкие исхудавшие плечи.
Красные веки медленно поднялись, но Придон даже не посмотрел на волхва. Невидящие глаза уставились в шелковый свод, грудь начала подниматься, но очень медленно, с неторопливостью морского прибоя. Был он смертельно бледен, скулы еще туже натянули сухую кожу.
– Придон, – сказал Вяземайт горько, – что ты творишь? Ведь от этого… умирают.
– Я хочу умереть, – прошептал Придон. – Мне настолько горько, что во мне все кипит, горит, плавится, как железо в огне… Скажи, неужели нет лекарств?
– Есть, – ответил Вяземайт. – Даже много. Очень много. Только надежных нет…
– Давай любые!
– Бесполезно, Придон, – сказал Вяземайт. – Все бесполезно. Лечит только время, да и то не всех.
Глаза его устремились в пространство, сейчас он тоже смотрел сквозь тонкий шелк шатра. Придон застонал, ударил кулаком по земле.
– Я испробовал все лекарства!.. Я умираю, Вяземайт. Я знаю, что умираю.
– Крепись, – сказал Вяземайт и сам ощутил, насколько беспомощно это прозвучало. – Я советовался со звездами, слушал волчий вой, а вчера видел хвостатую звезду, что пронеслась в сторону Куявии… Грядет великая война!
– Что мне война, – безучастно ответил Придон. – Я уже сражен. Она держит меня в плену, я чувствую на себе ее цепи. Когда дернет цепь, я поднимаюсь и куда-то иду, когда перестает натягивать цепь, я могу лечь, как вот сейчас, и предаваться отчаянию. Я все время слышу ее голос, вижу ее огромные глаза, я чувствую запах ее тела… чувствовал ли я его раньше? Нет, но теперь чувствую. Я даже ощущал кончиками пальцев нежность ее кожи, когда однажды мысленно дерзнул прикоснуться к ней. Это наполнило меня страхом, смятением и восторгом, и я неделю ходил по облакам и говорил с небожителями!
Он приподнялся, прорычал от резкой боли, но сел, опираясь руками позади себя. Под сухой кожей вздулись очень рельефные желваки. Взгляд был затравленным, но в то же время и решительным, как у загнанного зверя. Вяземайт отодвинулся, в глазах появилось радостное изумление, но он поспешил погасить огни в глазах.
– Посиди, – сказал он торопливо. – Я сейчас принесу настой плакун-корня. У нас есть о чем поговорить!
Он поспешно вышел, почти выбежал. Придон равнодушно смотрел ему вслед, перевел взгляд на Аснерда. Старый воин посматривал пытливо, настороженно. Придон спросил раздраженно:
– Что-то случилось?
– Со мной? – удивился Аснерд. – Что со мной может? А вот с тобой… Придон, с тобой ничего не стряслось? Там, в Степи?
Придон помедлил, говорить про разговор с богом не хотелось, но Аснерд смотрит в упор маленькими медвежьими глазками, лицо настороженное, как у хищного зверя, который охотится на других, но знает, что могут сохотить и его самого.
– Кое-что было, – ответил Придон медленно, – но ты, похоже, уже знаешь… Откуда?
Аснерд тоже помедлил, глаза быстро зыркнули по сторонам, ответил, понизив голос:
– Когда ты ушел, мне тоже был глас…
– Тебе? – переспросил Придон с недоверием.
Аснерд криво улыбнулся.
– Не верится? Я тоже не поверил. Да и туг я на ухо, почти ничего не понял. Со мной надо говорить проще и громче. И не этими… как их, иносказаниями.
Придон спросил жадно:
– И что ты услышал?
– Не понял, – ответил Аснерд откровенно. – Твое исцеление якобы зависит от… Нет, боюсь даже выговорить. Но это возможно, Придон, возможно! Я не все понял, ты ж знаешь, как боги говорят, мы для этого целое стадо волхвов держим, чтобы толковали их речи, знаки, знамения… Я так и не понял, словно боги не боги, а какие-то олени, все непонятно… Словом, хорошо бы тебе излечиться, как я понял, но лучше бы этого и не делать!.. Ну, это совсем непонятно.
Придон спросил сдавленным голосом:
– Насчет раны?
– И насчет раны, – повторил Аснерд сердито. – Я не понял!.. От чего-то предостерегали. Я больше слышал гул, понимаешь, а в нем только отдельные слова… да и то эти слова я сам придумывал, а боги говорили, как они всегда говорят, не словами, а…
Он умолк и в затруднении пошевелил пальцами.
– Да-да, – сказал Придон торопливо, – словами они говорят уже через нас. А с нами вот так, ты прав, – гулом крови в жилах, горячечными снами, криком или щебетом птиц, шелестом ветра в листве… Но что ты еще понял? Что увидел?
– Великую радость, – ответил Аснерд глухо, – и великое горе. Взлеты выше гор и падения ниже болот. Я видел счастье в твоих глазах… и великую боль, перед которой нынешняя – ничто… И вот сейчас сижу, старый дурак, стараюсь понять вечное: к добру или к худу?
Полог распахнулся, вошел Вяземайт, за ним отрок держал на подносе кувшин и три медные чары. Вяземайт повернулся, взял кувшин и чары, отрок поклонился с достоинством урожденного артанина и опустил за собой полог. Оставшись втроем, Вяземайт быстро разлил по чарам холодный настой. Тонкий и одновременно острый аромат наполнил пространство шатра.
– Держи, – сказал он и протянул Придону. – Пей!.. На этот раз поможет. Пусть не так, как ты ждешь, но… поможет. Аснерд, держи свой. Похоже, скоро нам снова седлать коней.
Аснерд взял чару, глаза воеводы были задумчивые. Пить не стал, осторожно подвигал в пальцах, стараясь не разлить бодрящий напиток, любовался затейливой чеканкой по ободку, спросил неторопливо:
– Ты уверен… в своих видениях?
Вяземайт вскинул чару, взгляд верховного волхва был тверд и жесток.
– Уверен, – отрезал он. – Это нужно не только Придону.
– А кому?
– Артании, – отрезал Вяземайт.
– Ого!
– Ты не понимаешь, – сказал Вяземайт. – Не понимаешь, воевода… Судьба Придона и всей Артании сплетена настолько хитро, что сами боги их не разделят. Излечивая Придона, мы излечим и всю Артанию.
Аснерд покачал головой:
– Что-то ты не то говоришь, волхв. Совсем в своих умствованиях заблудился? Да Артания никогда еще не была настолько могучей!
Вяземайт сдвинул с ним чару, темный настой колыхнулся, пара капель сползли по медному боку и сорвались вниз, как доля и жертва богам. Аснерд хмурился, не нравилось даже то, что Вяземайт принес не кубки, как пристало бы воинам, а чары, что привычнее волхвам, колдунам и прочим чародеям, но сейчас уже не переиграть, вздохнул и выпил до дна. Горло обожгло, холод превратился в огонь, по жилам пробежало тепло, впиталось в кости.
Придон не выпил, а выцедил сквозь зубы, так брезгливый конь пьет из лужи, но все же до дна. Вяземайт просветлел и, вставая, хлопнул Придона по плечу, внимательно следя за лицом. Тот почти не дрогнул, хотя незаживающая рана на спине должна отозваться. Хороший признак, Придон вспомнил, что артанин всегда владеет лицом. У него и сейчас все раны заживают как на собаке, да куда там собаке – в полночь остается только шрам, а к утру лишь белесый след от шрама – дар неведомых союзников в его последних скитаниях, но рана на спине… не простая рана.
Аснерд поймал многозначительный взгляд волхва, поднялся, закряхтев для приличия, ведь уже внуки и правнуки водят отряды, пора бы и на покой.
– Отдыхай, Придон, – сказал он. – Чую, недолго тебе отдыхать. Пойдем, Вяземайт.
В небе медленно и беспокойно двигались серые дождевые облака, синева давно уступила цвету старого лезвия боевого топора, облака неотвратимо лиловеют, слабо сверкнуло, но пока без грома. Под ногами взвилось облачко пыли, испугалось двух суровых людей и припало, как впервые выбежавший на улицу щепок, к земле.
Вокруг зеленая степь, весна, молодая трава, и далеко-далеко на горизонте видна блестящая под солнцем крыша с острым шпилем. Там Арса, впервые Придон остановился в скитаниях так близко к Блестке и Ютлану.
Когда шатер остался далеко позади, Вяземайт огляделся по сторонам, сказал, понизив голос:
– Дивные видения меня посещали!.. Я зрел хвостатые звезды, что указывали в сторону Куявии. Я видел в ночи зарево пожаров, что охватило там леса и горы. Горела сама земля, а ветер разносил пепел, что оставался от городов и весей… Я зрел красных коней, исполинских, как горы, что пронеслись по Куявии и всю обратили в прах!.. Аснерд, это были неподкованные кони.
Аснерд слушал набычившись, маленькие глазки внимательно следили за взволнованным лицом верховного волхва.
– И все?
Вяземайт сказал раздраженно, но все еще вдохновенным голосом:
– Нет, ибо самое дивное, я видел, как под копытами этих красных коней рушится несокрушимая стена Куябы!.. И наши кони победно врываются в стольный град, с небес доносятся голоса наших отцов и дедов, что славят наши подвиги… Я слышал довольные крики богов!..
Голос его становился все тише, Аснерд выждал, когда Вяземайт умолк, крякнул, сказал досадливо:
– Ладно, а теперь вспомни, что не перед толпой народа. Мне пыль в глаза не бросай, не бросай!.. Ишь, видения узрел. Это младшие волхвы зрят видения, а потом толкуют. Ты – жук хитрый. Может быть, даже мудрый… в чем-то. С краю. Так что на видения не ссылайся, это для… гм… простых. Мне можешь говорить правду.
Вяземайт мгновение смотрел ошалело, поспешно провел ладонью по лицу, сморщился, сказал виноватым голосом:
– Прости. В самом деле… Чего мы так? Таким старым зубрам не к лицу хитрить друг с другом.
– То-то, – сказал Аснерд. – Если и мы станем дурить друг друга, что в мире станется? Так что давай не крути.
Вяземайт вздохнул, снова огляделся по сторонам. Шатер далеко, у костра двое отроков жарят мясо, еще один у ручья купает коней. Все посматривают на небо, торопятся.
– Все знамения… – начал он, спохватился, поправился: – Все говорит о том, что мы должны начать войну. Потому я и поддерживаю поход Придона.
Аснерд удивился, медвежьи глазки, и без того маленькие, стали совсем узкими, настороженными.
– Поход? Какой поход?
– Какой он предпримет, – ответил Вяземайт. – Поход на Куявию.
– Ого, – сказал Аснерд саркастически. – Что-то я слышу об этом впервые. А ведь я – походный вождь! Мне вести войска. Что-то говоришь не то, Вяземайт.
Вяземайт поморщился, развел руками.
– Аснерд, прости… Я слишком далеко забежал мыслью. Поход необходим. Даже большой поход.
– Почему? Молодая сила требует выхода?
Волхв вяло отмахнулся. С толстого браслета на запястье сорвался красный луч, кольнул глаза и ушел в сторону востока.
– С чего бы я стал считаться с молодыми головами, в которых мозгов меньше, чем в копытах моего коня?..
– Так в чем же?
– В сохранении артанскости, – ответил Вяземайт просто и буднично.
Теперь Аснерд поморщился, напомнил мрачно:
– Повторяю, ты не перед войском. И не перед орущей толпой. Я – старый зубр. Говори как есть, без этой сверкающей пыли.
Вяземайт помолчал, обвел взглядом широкую степь, проследил взглядом за взлетевшим из травы перепелом.
– А ты не задумывался, – поинтересовался он мирно, – в чем отличие артан от других народов?.. Конечно же, нет, у тебя заботы поважнее: украсить бляхами уздечку, сменить попону, починить седло. Ладно, не злись, это ж правда. Но мы – волхвы. Должны зреть дальше. Боги дали народам разные пути. Куявы живут богато, оседло. Живут в тесных городах, в тесных домах. Потому у них детей рождается мало, с ними нянчатся, всех выхаживают. Даже больных. У нас, артан, – бескрайние просторы, потому наши женщины рожают каждый год, а боги отбирают для жизни только самых здоровых и сильных. Но и так у нас детей рождается вдесятеро больше, чем в Куявии!.. Мальчики становятся воинами, а девочки – женщинами, способными рожать. Но земля переполнилась бы артанами, если бы те не выполняли свято свое предначертание. Предначертание быть воинами, совершать воинские подвиги, сражаться с врагом, а если нет врага, то и друг с другом, ибо артанская стать мужает и кровавых схватках, артанская отвага выковывается в постоянных боях. Это и есть артанскость!
Аснерд нахмурился, волхв говорил правду. В этом суровая и красивая жизнь артан. Даже все песни только о кровавых битвах, о набегах, о богатой добыче, о захваченных пленных, что делают всю грязную работу, и о пленных куявках, что покорно ублажают повелителей по ночам.
– Значит, – сказал он со вздохом, – войны не миновать?
– Да, – ответил Вяземайт трезвым до жути голосом. – Да. Я просто не вижу другого выхода. На этом – Артания. Откажись мы от постоянного натиска на соседей, что, надо отдать им должное, неплохо перемалывают наши войска, мы рухнули бы сами…
– Ого!
– Да, Аснерд. Артанами быть перестали бы, а куявами, к примеру, стать не можем. Да и не хотим, у нас этот подлый народ презирают все от мала до велика. Разве не так?
Они все дальше отходили от стана, Аснерд насторожился, от Арсы в их сторону быстро приближалось пыльное облачко. Вяземайт еще не видел, он в воде видит лучше рыбы, а ему видно не только облачко, но и поблескивающие в нем искры, отблески солнца на металле. Кто-то мчится в их сторону, мчится очень быстро, а владельцев таких быстрых коней можно пересчитать по пальцам.
Всадник несется, похоже, легкий, как птица, Аснерд убрал ладонь с рукояти боевого топора. И хотя их стоянка всего в одном конном переходе от Арсы, но слишком долго пробыл на всяких кордонах, в каждом скачущем навстречу всаднике прежде всего зришь противника.
Вяземайт уловил настороженность старого воеводы, сам начал всматриваться, металлический обруч на голове, что вроде бы только прижимает волосы, неуловимо изменил цвет.
Конь незнакомца мчался почти неслышно, Аснерд не уловил стука копыт, пока конь не приблизился, красивый и очень дорогой, благородных кровей, быстрый и выносливый. Из пыльного облачка вынырнуло бледное личико, раньше всегда веселое и смеющееся, но последние полгода почти такое же измученное, как и у Придона.
Аснерд раскинул руки, Блестка соскользнула в его объятия, он поцеловал ее в макушку, да и то пришлось нагибаться, спросил сурово:
– Ты чего исхудала так? Совсем червяк, а не женщина! Зачем?.. Ох, Блестка, Блестка…
Она с большой неохотой высвободилась из его рук, таких больших, уютных и надежных, вскинула голову. Ее большие прекрасные глаза сразу начали наполняться слезами.
– Здравствуйте, дядя Аснерд! Здравствуйте, Вяземайт!.. Как он?
Аснерд сказал натужно бодрым голосом:
– Пошел на поправку!
– Ох, неправда…
– Правда, – заверил Аснерд громко. – В самом деле, Блестка! Вот посмотри на волхва… Вяземайт, кивни! Видишь, кивнул. Мы тут долго его трясли и раскачивали, у него чуть ухи не оторвались, тормошили по-всякому, все думали, как бы… Правда, Блестка!
Она сказала с печалью:
– Пойду к нему…
Аснерд придержал ее в кольце рук.
– Блестка, надо ли? Он же всякий раз, чтобы не видеть твоих слез, снимается с места. Здесь только неделю…
Она покачала головой, слезы переполнили плотины нижних век, побежали по щекам, чистые, крупные, прозрачные.
– Значит, все так же?
– Да лучше, лучше, – сказал Аснерд с досадой. – В самом деле! Но пока такой же бледный червяк, как и ты. Исхудал, как… не знаю кто. Ладно, иди. Увидишь.
Она понеслась, легкая, как облачко, к далекому шатру, Аснерд и Вяземайт проводили ее взглядами. Вяземайт проронил невесело:
– Сам страдает понятно за что? Но зачем мучиться близким?
Аснерд кивнул.
– А еще Ютлан… Что-то пропадать начал невесть где. Через год-другой посвящение в воины, готовиться бы, а его не застать. Даже в Арсе… А то, возможно, и в Артании!
Вяземайт смолчал, но в глазах промелькнуло нечто, от чего по каменной спине Аснерда пробежали мурашки.
* * *
