👶 Перейти на сайт 🎥 Перейти на сайт 👀 Перейти на сайт ✔ Перейти на сайт 😎 Перейти на сайт

СЕМЕЙНЫЙ КОРЕНЬ ...

часть 6
И так, 1929 год, год начала трагических испытаний для всей моей семьи и особенно для моего дедушки Трофима. Какие были для него проблемы: это прежде всего дедушка был освобожден от должности председателя Волости. С полной победой социализма по всей стране все было переименовано, уезды в районы, волости – в сельские Советы, и на руководящие должности были избраны грамотные, по тем временам, депутаты. И вторая проблема – это дедушка Трофим, не поняв сути в области новой перестройки в России, в деле установления новой власти, новой жизни, как в городе, так и в дереве он этому не поверил. Видимо он испугался ещё и того, что зная какие события происходили в стране, в крае по борьбе с кулачеством, дедушка решил покинуть Алтай.
Возможно, что он и предполагал, что его начнут раскулачивать, не взяв во внимание его заслуги, как бывшего председателя Волости, как красного партизана, где они вместе с сыном, моим отцом, в составе отряда вели войну против колчаковцев, борясь за Советскую власть. Объяснить всё это, почему так почему так поступил дедушка, покинув Алтай, видимо будет очень трудно. Мама говорила, что когда пришла Советская власть в Чарыш, то многие начали покидать свои насиженные места, в том числе и батюшка (так мама называла свекора), решил все бросить и уехать. Но первым все же уехал дедушкин брат Шумов Киррил Семьенович, ещё до прихода Колчака в восемнадцатом году, в Горный Алтай. Впрочем, со слов мамы, а она тоже как бы недовольны была новой жизнью, не чувствовала той свободы, которая у них была. Как отнесся к этому событию мой отец, сказать сейчас мне трудно, но предполагаю, что он ничего не мог сделать против воли дедушки и соглашался с ним во всем. Полной ясности мне сейчас сказать никто не может, так как оставшиеся в живых две сестры и брат, они покидали Алтай в возрасте – сестра Фёкла – 11 лет, Фитинья – 9 и брат Максим в возрасте двух лет. Точных подробностей они конечно не знали, и не могли об этом ничего знать, что происходило в семье в том двадцать девятом году. Единственное, что мне сказал Максим, так это то, что дедушка Трофим очень его любил и учил ездить на коне, а когда случилось событие то дедушка велел отцу готовить две телеги и лошадей для поездки. И вот размышляя сейчас о тех событиях, которые произошли с моими родителями и думаешь, какая была смелость у дедушки Трофима с такой семьей из тринадцати человек пойти на такой рискованный шаг. А смелость его видимо заключалась ещё и в том, что когда предки дедушки в шестнадцатом веке видимо так же смело бросали все, покидали центральные районы России и переселялись на Алтай. И так осенью двадцать девятого года дедушка и мои родители выехали из Чарыша, путь их лежал в Восточный Казахстан на Бухтарму. Почему он выбрал именно Восточный Казахстан и именно Бутарминский район – то тоже сейчас является загадкой. Что могло связать моего дедушку с этим регионом сказать не могу, но знаю только одно, что регион принес всей семье одни несчастья.
Хорошего гостеприимства, о котором видимо мечтал дедушка, не осуществилось. Разруха и голод был повсеместно, но всей стране, обозлил весь народ и ждать хороших встреч не приходилось. Здесь повсеместно ещё шла война с басмачеством, байством, точно также, как и в России с помещиками, кулаками. Шла такая же реконструкция в промышленности и сельском хозяйстве. Где и как это случилось не знаю, но знаю только одно, что вся семья дедушки Трофима добралась до Зыряновска практически пешком. Все, что было у них в запасе из вещей всё было за бесценок обменяло на хлеб и соль, проданы лошади с повозками. Как хотел обосноваться дедушка в Зыряновске и чем заняться я не знаю, но из его затеи ничего не получилось и мой отец пошёл работать в леспромхоз, чтобы как-то заработать денег на пропитание семьи. Но на такую семью заработка отца практически не хватало на пропитание, старшие дети пошли по миру из двора в двор ходили просить милостину. Эта была самая позорная для моих сестер Марфы, Феклы, Фитиньи, Прасковье детство – ходить просить милостину. Они уже хорошо понимали, как жили на Шумовской и вот такой сразу резкий удар на их детские головы. И позор ещё заключался в том, что когда они заходят в дом и просят милостину, а им отказывают, это для них был страшный удар. Бедные не давали потому что они сами были голодные, а богатые просто презирали поберушек и тоже практически ничего не давали. Это были самые трудные годы для моих родителей, когда они голодали и ни как не могли восстановиться, хотя бы как-то жить нормально. Особенно страшным ударом для родителей было то, что в тридцать втором году они похоронили дедушку с бабушкой, папину сестру Анну, свою дочь Елену и сыновей Осипа, Илью и Андрона. В тридцать третьем году у мамы родился сын Петя, но и он вскоре умер. Поняв, что здесь, в Зыряновске, ничего хорошего не предвидится, отец принимает решение покинуть Зыряновск и снова вернуться на Алтай. Как рассказывают сестры, шли они с Бухтармы очень долго, маршрут их лежал через Белки на Горный Алтай и только в тридцать четвертом году мои родители оказались на Алтае в Быстро-Истокском районе в деревне Курская. Весь этот путь они прошли пешком с детьми, старшим было от тринадцати до шестнадцати лет и самым младшим – сестре Агане девять и брату Максиму семь лет. Выдержать такой темп ходьбы, особенно маленьким, было нелегко. Отец часто на руках по очереди нес то Максима, то Аганю, а всё остальные сестры шли пешком до самого конечнего пути. У каждого на спине была котомка, но практически пустая, так как менять было уже нечего и если кто и давал кусочек хлеба, где они шли через деревни, так мама старалась в первую очередь накормить самых маленьких, а сами варили и ели все, что было съедобное. Вот здесь, мне кажется, что папа много пережил и передумал, почему он согласился с дедом необдуманно бросить такое хозяйство и предать таким неимоверным мукам себя и детей на грани жизни и смерти. Такой «героический» поступок родителей можно оценить двояко: это лишиться всего того, накоплялось и наживалось с таким трудом, и второе – это проявление такого мужества за свою жизнь в таких трудных для них годы. На мой взгляд дедушка Трофим был неправ, когда на произвол судьбы бросил свое хозяйство и подверг своего старшего сына с такой большой семьей и своих дочерей такой опасности. Тётка Татьяна так и не нашлась и не дала о себе знать, что с ней произошло, когда она решила вернуться снова в Чарыш. Ей в то время было всего двадцать лет, самый рассвет её жизни и вот случилась такая беда. По всем версиям есть более убедительная только одна – это идя по территории Казахстана, могла попасть в руки казахам, которые могли её изнасиловать и убить. Кто мог её тогда разыскивать, и где это могло произойти, всего скорее в горах, в лесу. Так что эта моя версия является более достоверной. Если бы она была жива, то обязательно дала бы о себе знать, пусть не моему отцу, то дяди Васи – второму её брату. Она знала, что дядя Вася остался на Алтае, но и он о ней ничего не знал.
Вот такие были трудные времена для детей и внуков моего дедушки Трофима, который принёс им такой «сюрприз», испугавшись того, что его могли раскулачить и посадить новые власти, хотя он им ничего не сделал плохого. А ведь хозяйство, которое оставил дедушка Трофим, не досталось государству и другим людям. Его приехал и размотал родной брат дедушка Кирилл Семьенович. В сорок шестом году папа пытался у него выяснить об этом, да и время было уже достаточно, прошло после случившегося, но дедушка Кирилл так толком и не признался, что промотал хозяйство деда Трофима и моего отца. Конечно, папе было обидно, ведь дедушка Киррил был родной дядя отцу и так поступить с племянником с его стороны было не честно.
Дедушка Кирилл приезжал к нам с братом Максимом в Новоалтайск в шестьдесят втором году. Он тогда жил у своей дочери, кажется в Осинниках, Кемеровской области. Если бы я знал в то время точно об случившемся событие двадцать девятого года с моими родителями, то я, наверное, все бы у него выпытал, и надеюсь, он бы все мне рассказал. Какой был бы у нас в то время был разговор я сейчас точно не помню. Когда они пришли с Максимом ко мне в гости, единственное помню, как он сказал, что приехал купить умывальник, ну а дальше напившись пьяный спал на траве в ограде. Вот такой был у нас с ним разговор. Потом он уехал и больше мы с ним не виделись, да я и не знаю его дочь, она у нас не была, но и мы так и не насмелились к ней съездить. Такая вот последняя встреча была с дедом Кириллом.
Если бы дедушка Трофим не поехал на Бухтарму и разрешил отцу и дяди Васе вступить в колхоз, отдал бы часть хозяйства, лошадей, коров, в колхоз, то я уверен, что жизнь моих родителей была бы совсем иной. Возможно в семье моих родителей не семеро живых детей было бы, а десять или двенадцать. Да и дедушка с бабушкой прожили бы гораздо дольше, а не умерли бы в пятьдесят пять лет. Вот ведь какие были крепкие в то время люди, не боялись никаких трудностей и рисковали своей жизнью ради жизни других людей. Видимо та дисциплина, которая была при царях, она надолго въелась в память людей, что когда пришла новая жизнь, они к ней относились первоначально с опаской. Конечно, опасаться надо было, потому что со второй половины тридцатых годов действительно начались изменения при новой власти.
То что хотел построить В.И.Ленин, когда совершил революцию в семнадцатом году пошло не потому руслу. Ведь революция, которая свершилась в ноябре семнадцатого года, была направлена на свободу человека, что человек должен жить раскрепощенно, свободно, но это не означало, что должна быть эксплуатация человека человеком.
Совершая революцию, В.И.Ленин имел в виду два вопроса в построении нового государства: первое – коллективное ведение сельского хозяйства, а это значит должны быть крупные хозяйства, построенные на добровольных началах с развитой технологией его ведения. И второе – это высокоразвитая промышленность без капиталистического общества. Все это предвещало совершенно мирным и бескровным путем построить новое социалистическое общество. Но жизнь внесла некоторые коррективы в это построение. Это прежде всего была пятилетняя гражданская война, которая нанесла огромный ущерб в построении социализма. И второе потрясение – преждевременная в двадцать четвертом году смерть В.И.Ленина.
Первые годы после смерти В.И.Ленина все продолжалось развиваться потому плану, который завещал он, но потом пошли изменения, особенно в сельском хозяйстве. В начале коллективизация сельского хозяйства в двадцать девятом году И.В.Сталин сделал определенные перегибы и коллективизация пошла совершенно по другому руслу. Строились колхозы не на добровольных началах, а в принудительном порядке. Конечно, для простых крестьян, бедноты это не играло никакой роли и они добровольно вступали в колхозы, но для кулаков, середняков и других более богатых крестьян это было неожиданностью. Многие погибли, многие попали на Колыму, а многие, как мой дедушка Трофим, просто бросали свои хозяйства и покидали свои обжитые места. И вот с тридцатого по тридцать седьмой год в стране снова лилась кровь, шло убийство внутри своего народа. И как бы почуяв все это и решился мой дедушка на такой рисковый шаг, чтобы остаться ни в чем не запятнанным перед своими предками, бросив свое хозяйство и покинув свою Родину. Другой, более подходящей версии я не вижу, наверное, он ещё надеялся на то, что его сын, мой отец, не бросит своих детей и выживет, как бы трудно для него не было и останется чистым перед своими родителями и государством.
Почему я так говорю, дело в том, что мои родители верили в бога также, как дедушка Трофим и бабушка Прасковья. Поэтому попасть в неприятную историю, а в данном случае грозила им тюрьма, как кулакам, для них это было большим грехом. Вот почему им пришлось пережить столько мучений, голод, холод ради спасения своей души, чтобы спасти детей от всех неприятностей, которые на них навалились.
Прийдя в село Курская, а это уже был колхоз «Красный трудовик», отец не раздумывая сразу вступил в колхоз. Ему в то время было тридцать семь лет, маме тридцать восемь. И у них была такая большая семья – пять дочерей и сын и всех надо было поставить на ноги, да и выбора уже другого не было, как снова стать крестьянином, но уже в другой форме. Руководство колхоза неплохо относилось к моим родителям, помогла с жильем, выделило хлеба, добрые люди дали картошки на еду, и чтобы посадить огород, и так постепенно, мои родители стали приходить в себя. Через год у родителей был хороший дом, свое хозяйство, дети пошли учиться в школу. Жизнь постепенно стала налаживаться, но для родителей возникла новая беда.
Я уже говорил о том, что отец начал работать физически рано и это впоследствии сказалось на его здоровье. После моего рождения отец попал на операцию в Бийск. Сделали ему операцию паховой грыжи, но неудачно и он чуть не поплатился жизнью. Пришлось операцию делать повторно и только тогда он стал поправляться. Но паховые грыжи мучили его до конца жизни, Вскоре папа выписался из больницы, приехал домой и постепенно начал работать.
Из рук папы ничего не выпадало, за что бы он не брался, у него все получалось. Он мог пахать и сеять вручную, жать хлеб, молотить, ухаживать за скотом, производить ремонт и шить сбрую, не выпадал из рук и топор. Поэтому работы он никакой не боялся и в колхозе его начали ценить и уважать. Вскоре стало ещё два помощника – старшие его дочери Марфа и Фекла начали работать в колхозе. Им стыдно было учиться в школе в первом классе в шестнадцатилетнем возрасте и они пошли работать. Правда два года Фекла училась, но потом тоже бросила школу. Понемногу работала в колхозе и мама, но ей долго не приходилось работать. Проблема была одна – преждевременные роды, или как она называла – был второй выкидыш. Видимо организм не мог ещё восстановиться от перенесенного голода да и папа неудачно с ней поступил. Прийдя домой слегка выпивши он просто хотел с ней поиграть и сел маме на живот и прокатился и у неё произошёл выкидыш. Это был тридцать пятый год. За это папа получил хорошую взбучку от дяди Анфиногеа Ефремовича, когда от мамы узнал, что с ней произошло. Ну а в тридцать шестом году у них в семье стало пополнение – родился ещё один сын и это был последний, это был я «подскрёбыш», как говорила мама. Конечно, с одной стороны я был вроде обузой, все же семерых детей надо кормить, учить, одевать и обувать, но с другой, оказалось, что мое появление на свет, для семьи было какое-то подспорье. В то время Советское правительство за рождение ребенка выплачивало пособие, в какой сумме сказать не могу, но мама за меня получала большие деньги по тем временам. И как она выражалась ко мне прибавилось ещё одно прозвище – тысячник.
Вообщем, получала она как за седьмого живого ребенка тысячи, но сколько это было тысяч на самом деле я не знаю. Знаю лишь одно, что с получением такого пособия родители как-то одели и обули всех детей пусть ни так шикарно, но все же были немного одеты и обуты.
Казалось, что жизнь нашей семьи стала улучшаться, колхоз на трудодни давал хлеб, было свое хозяйство и все же папу с мамой тянуло на свою Родину. Не могли они привыкнуть к голым степям, где не было леса, ягод и грибов, нечего было рубить и таскать, да, наверное, надоело делать кизяки из навоза вместо дров. Вот они и начали всё чаще задумываться о том, что как бы снова вернуться домой, в родные места. И вот, съездив домой, папа там вступил в колхоз, взял лошадей и зимой в феврале сорокового года мы всей семьей переехали снова в Чарышский район в поселок Ивановку, в колхоз «Новый путь». Не поехала с нами сестра Фекла, так как в тридцать девятом году она вышла замуж и осталась жить с мужем и его родителями. Но зато Марфа поехала из Курской с нами вдвоем с сыном, он только что в январе сорокового года родился. У ней семья не сложилась и она не захотела там оставаться, да и папа сказал, что поедешь с нами, ребенка выкормим. Это был его первый внук, которого он потом очень любил.
Конечно, поездка эта не являлась медом для семьи. Первоначально мы жили на квартире у Феклистовых Ивана Зеновеевича и Евдокии Макаровны, которые занимали дом папиного брата дяди Василия Трофимовича, но потом нас поселили, а нас приехало сразу две семьи, в телятник и только весной мы уже самостоятельно перешли в свою хату. Вторая семья – это были Шмаковы – вернулись обратно в Курскую, а мы остались жить на месте.
Привелегий для нашей семьи не было, сестра Фитинья и Прасковья пошли работать в колхоз, не закончив даже шести классов, но и брат Максим также бросил школу, не стал продолжать учебу в четвертом классе. Папа с мамой хотели его учить дальше, но он не захотел больше учиться и лишь только сестра Аганя стала доучиваться – заканчивать седьмой класс. Школа-семилетка была только в Бащелаке, папа нашел ей там квартиру и она продолжала учиться. Закончив семь классов ей тоже не дали учиться дальше не родители, а руководство колхоза. Узнав её способности, председатель колхоза Константинов Андрей Филиппович поставил ее в начале помошником счетовода колхоза, т.е. она была как бы на курсах счетоводов, но а потом, как началась Великая Отечественная война и счетовода призвали на фронт, ее поставили счетоводом.
Приехав на свою Родину, к своим родственникам, а их было в Бащелаке ещё много, особенно с папиной стороны, на первых порах мои родители не почувствовали хорошего гостеприимства от жителей колхоза, а наоборот, очень долго еще приходилось унижаться. По разному восприняли нас колхозники, кто сочувствовал нам, а кто просто с презрением относился к нам и старался унизить отца, сестер, брата. Только Агане было немного легче, да мне, так как я сидел ещё на печи, мне тогда было всего четыре года. Все считали, что на Ивановку приехали воры. Так весной сорок первого года утром приходит к нам Фролова Христинья Зиновеевна, она тогда работала кладовщиком и без всякого зазрения совесте говорит папа: «Ты вор, украл мешок овса, не досеяв поле». Папа заставил её обыскать всю квартиру. Убедившись в том, что была не права, она даже не извинилась перед папой, ушла с гордой головой, доказывая свою правоту. Но позже, через четыре года сама попала в такую ситуацию, пришла с бестыжими глазами к папе просить его пошить ей и её двум дочерям сапоги. Конечно, папа пошил ей сапоги, не вспомнив тех обид, которые она наносила в сороковом-сорок первом годах, всей нашей семье и папе. И поняла она лишь только тогда, что была не права, когда её муж Фролов Николай Фотеевич в сорок шестом году пришел с фронта и с ней разошелся. И её заносчивость как рукой сняло, она стала степенной женщиной.
Да, много пришлось пережить трудностей и унижений нашей семье, потому что приехав сюда, семья практически была бедная, а коль это так, то всем казалось, что она их всех обкрадывает, все в семье лодыри, плохо работают, особенно это отразилось на всю нащу семью в первые годы войны.
Двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года началась Великая Отечественная война. После ее объявления всех молодых мужчин да и тех, кто был постарше и стоял на воиском учете, призвали на фронт сразу. Правда, папу взяли через месяц позже. В колхозе остались женщины, несколько стариков, молодежь и подростки. На фронт сразу ушли председатель колхоза Константинов Андрей Филиппович, счетовод колхоза Ашихмин Трофим Макарович, бригадир животноводческой бригады Феклистов Иван Зеновеевич, но и другие хорошие молодые ребята. Многие потом не вернулись с фронта, многие пришли инвалидами. Это были тяжелейшие годы войны для всего советского народа, в том числе и для жителей колхоза «Новый путь».
Весь хлеб, который собрал колхоз (кроме семян), под чистую сдавали государству. Люди ели пучки, крапиву, гнилую картошку, вообще, что только было возможно есть то и ели. И так голодовка продолжалась почти два с половиной года. Конечно, можно было бы по немногу давать хлеба, но в колхозе ни стало хорошего руководителя, который бы умело мог повести хозяйство. После того, как взяли на фронт председателя, то вместо него избради Шестакова Ивана Алексеевича, который тоже должен был пойти на фронт. Но он сумел добиться в военкомате бронь и остался дома. Спасая свою шкуру, он четко и беспрекословно выполнял все обязательства районного руководства, не жалея колхозников. На них ему было наплевать, он только жестко требовал от людей выполнять все указания, порой на предусмотренные выжимал из женщин и детей все, что мог. От такого притезания в сорок втором году брат ушел в Курск к сестре Фекле и жил там до прихода папы с фронта.
Уж сильно старался Иван Алексеевич угодить районному руководству. Много он тогда перевез этому руководству колхозного меда, мяса, других продуктов, чтобы его не взяли на фронт. Правда, сын его Григорий, от фронта не открутился и провоевал почти три года. Я не знаю как этот человек жил до революции, был ли он кулаком, в моем представлении почему то он действительно был кулак. Мои обоснования таковы. Человек он был скрытный, мстительный, и это он показал себя, когда был председателем колхоза. Любил, чтобы была какая-то выгода для него самого, не любил хорошо рассчитываться с людьми, если кто помогал ему в работе по хозяйству. И второе – это когда его сняли с работы, он занимал разные посты и часто ездил в дорогу. Для колхоза он практически ничего не доставал, кроме дуг, но зато вез себе столько, сколько через силу могла вести лошадь. Домой всегда возврашался ночью, чтобы никто его не мог видеть, что он привез для себя. После его поездки лошади, как правило, долго приходили в себя, а порой умирали и диагноз ветврачей был один – надсажен. Вот такой был жестокий человек к людям и животным, кержак Шестаков Иван Алексеевич.
И так через два года войны колхозники в сорок третьем году впервые получили на трудодни хлеб, голодовка на этом началась прекращаться. Как это произошло, что мы перестали голодовать, это произошла смена председателя колхоза. Летом сорок второго года, ровно через год, с фронта по ранению вернулся бывший счетовод колхоза Ашихмин Трофим Макарович. Шестаков сразу закрутился, не знал куда его поставить. В начале даже хотел посадить его на старое место – счетоводом, а мою сестру Аганю снять с работы. Но районное руководство распорядилось иначе, оно порекомендовало колхозникам избрать его председателем колхоза. Колхозники естественно согласились, так как хорошо знали Трофима Макаровича и избрали его своим председателем. Работа в колхозе под его руководством сразу пошла по иному руслу. Во-первых, в этом же сорок втором году по чистому пару была посеяна озимая рожь, что и позволило осенью сорок третьего года собрать богатый урожай ржи. Это был самый богатый урожай ржи за десять лет существования колхоза. И колхозники впервые за десять лет получили на трудодни по два с половиной килограмма ржи на трудодень. В этом же году помимо ржи колхоз выдал по пятьсот грамм на трудодень пшеницы и проса. Весь народ в округе нашего колхоза были крайне удивлены, откуда в колхозе «Новый путь» появился хлеб. А хлеб этот появился от умелого руководства колхоза и правильной обработки земли. Трофим Макарович не стремился первым сдавать хлеб государству. Прежде всего, он в первую очередь молотил семянной хлеб и засыпал его на хранение, затем молотил остальной хлеб, выдавал колхозникам на трудодни, засыпал страховой фонд и только тогда начинал сдавать государству. Как бы не пытались в районе его наказать, но он был беспартийный, ну а потом он с государством все равно рассчитывался сполна, что было заложено профинпланом. Народ в колхозе ожил, стал хорошо работать, так как знали за что работать. И работали не щадя себя и делали они это для скорейшей победы над фашизмом. Буквально через два года, а точнее ко Дню Победы, колхоз «Новый путь» стал передовым колхозом во всем Чарышском районе по всем показателям. И вот тут я хочу показать лицо двух людей, совершенно одного возраста и даже одного вероисповедования, а они оба были кержаки, как они подходили к одному и тому же делу, но каждый по разному. Шестаков не стремился к тому, чтобы соблюдать правила агротехники полей и не получал высоких урожаев зерна. И он не знал практически ни какого подхода к людям. Руководил людьми с угрозой о наказании, выгнать с колхоза, оштрафовать, т.е. снять трудодни, что он часто применял в своей практике, и народ, разуверившись в нем, выразил ему недоверие и сняли с должности председателя колхоза.
Трофим Макарович Ашихмин – прийдя на должность председателя колхоза, он в первую очередь обратил особое внимание на рабочих колхоза, на правильную обработку земли; в результате чего повысилась урожайность зерна, улучшилась агротехника полей. Он смело шел на все новшества, которые начали применяться в сельском хозяйстве. Чтобы увеличить поголовье лошадей, которое являлось основной тягловой силой, в то время, создавал племенное стадо. Не имея специального образования он практически знал, как правильно вести хозяйство по научной технологии, повышать производительность труда за счет расширения посевного клина и увеличения поголовья скота, коров, овец, свиней, птицы, лошадей. Все это вместе взятое и позволило Трофиму Макаровичу вывести колхоз «Новый путь» на передовые рубежи в районе, в годы Великой Отечественной войны. Вот таковы были два председателя колхоза, два земляка, которые практически всю жизнь прожили вместе единолично, а затем вместе вступили в колхоз и проработали в нем почти до глубокой старости. Но судьбы их оказались по разные стороны, подходы и взгляды их были совершенно противоположны в их жизни.