Часть вторая
Часть третья
Придон
Придон - великий герой, добывший меч бога Хорса, только в сердце его кровоточит глубокая рана. Он страдает от любви к прекрасной куявской царевне Итании, за одну улыбку которой не пожалеет и жизни.
Моим друзьям и недругам, с которыми так славно проводим время в Корчме!
Часть вторая
Глава 3
Веки оказались такими тяжелыми, что Яська сумела их поднять только с третьей попытки. Все плыло, расплывалось перед глазами, не скоро и с трудом начала различать вроде бы морду своего дракона. В сердце стукнула радость, жив, уцелел, это ж она виновата, что решилась пролететь так низко…
Туман начал рассеиваться, драконья морда медленно обрела четкость. Теперь это уже не морда дракона, а морда… Яська вздрогнула, над нею склонился мужчина с суровым и грубо вытесанным лицом, что придавало ему сходство с драконьей мордой. Такие же выступающие надбровные дуги, даже не выступающие, а нависающие, высокие скулы и сильно расплюснутый нос с широкими ноздрями, широкий рот и массивная челюсть…
Глаза прятались, как у дракона, под толстыми валиками надбровных дуг, Яська успела рассмотреть только крохотные искорки там в глубине.
– Кто ты? – спросила она. Потом подумала, что вопрос нелеп, переспросила: – Где я?
С трудом повернула голову, шея слегка занемела, но боли не чувствовалось. По всему телу побежали мурашки, словно отсидела. Над головой купол шатра, стенки из тонкого красного шелка, видно, как по ту сторону взад-вперед ходят люди с топорами в руках.
Мужчина сказал виноватым, как ей показалось, голосом:
– Меня зовут Меривой… Ты сейчас в шатре нашего тцара…
Она снова повела глазами по сторонам, все вспомнила, вскрикнула:
– А мой дракон?.. Эти гады сумели его убить?
Мужчина, что назвался Меривоем, какое странное имя, сказал еще более виновато:
– Да, его… сумели убить… Вернее, ранить, а убился он сам. Если бы в воду, а земля… она твердая. Ты уцелела чудом. Если бы не наш волхв…
Она спросила:
– Вяземайт? Он тоже с Придоном?
Он спросил с надеждой:
– Ты их знаешь?.. Тогда твоя участь, надеюсь, не будет так уж… тяжела.
Она спросила в упор:
– А кто ты?
– Я… Я… это, я Меривой. Меня так зовут – Меривой. Я только сегодня приехал из Артании…
Ее синие, как небо, глаза чуть потеплели. Губы слегка дрогнули в улыбке.
– Да?.. Тогда ты еще не жег наши города, не насиловал, не убивал…
Он сказал торопливо:
– Да-да, я мчался на своем медленном, как черепаха, коне, не останавливаясь, ничего даже не видя!
Она вздохнула, глаза ее погасли.
– Тогда у тебя еще все впереди. И грабежи, и убийства. И будешь насиловать, а потом убивать.
Меривой задохнулся, ее синие глаза уже смотрят в сторону, на лице появилось задумчивое выражение, явно прикидывает, как сбежать, гордая и смелая, как она отваживается влезать на загривок ужасного дракона…
Он зябко передернул плечами.
– Тебя что-то страшит? – спросила она.
– Да, – сказал он честно.
– Что?
– Ты же можешь упасть с дракона! А я вдруг не окажусь внизу, чтобы подхватить на руки?.. Да лучше тебе всю жизнь ездить на мне…
Он запнулся. Она посмотрела с интересом.
– Ты позволил бы мне сесть себе на шею?
– Да, – ответил он с жаром. – Да!.. Сам буду умолять… И буду просить, чтобы ты никогда-никогда не слезала!
* * *
Тулей рванул себя за ворот, на ковер полетели крючки, застежки, пряжки. Багровое лицо стало страшным от ярости. Он задыхался, рухнул в кресло, захрипел. Щажард быстро поднес остро пахнущие травы, светильники заправили особым маслом, что дает умиротворяющий аромат, лекари дрожали от ужаса, ибо лицо повелителя налилось дурной кровью, глаза выкатились, огромные и налитые кровью, с дрожащих от бешенства губ потекла пена.
– Где… – прохрипел он. – Где… почему не доставили до сих пор?
Щажард поклонился, ответил почти шепотом, страшась разгневать могущественного повелителя:
– Он даже не стал слушать ваш приказ. Поехал дальше.
– А где сейчас?
– Узнав, что достойной Дивинии там нет, только спросил, где она. Все видели, как пришпорил коня и вихрем вылетел через южные врата.
Тулей захрипел, брызгая слюной:
– Догнать!.. Поймать!.. Привести!.. В оковах… нет, с деревянной колодой на шее!
Однако прошло еще несколько дней, прежде чем вбежал радостный слуга и срывающимся от счастья голосом сообщил, что Дуная поймали в тот момент, когда он, уже свободный, возвращался в свой дворец.
Вскоре за дверью раздался приближающийся грохот, звон металла. Щажард насторожился, лицо Тулея исказилось злой радостью.
Створки распахнулись, в зал вошел, сильно согнувшись, огромный человек. Тяжелая колода на плечах держала его в согнутом положении, толстые цепи звякали при каждом шаге. Руки скованы за спиной, от исполина покатился по залу, придавливая тяжестью изысканные ароматы, тяжелый густой запах давно не мытого тела.
Щажард вздохнул, Тулей бросил в его сторону лютый взгляд. Щажард вздрогнул и уставился в стол. Двое стражей остановили закованного великана в пяти шагах от трона. Тулей пытался поймать взгляд пленного, но тяжелые колодки пригибали того книзу, заставляли смотреть в роскошные ковры.
– Ну что, Дунай, – сказал Тулей зловещим голосом, – что скажешь теперь?
Скованный исполин молчал. Тулей снова начал наливаться гневом, но сейчас опозоривший его Дунай вот он, никуда не денется, можно насладиться властью и унижением опозорившего его полководца, и он повторил уже спокойнее:
– Что скажешь, Дунай?.. Что скажешь, мерзавец, обесчестивший меня, страну, наши войска?
Дунай молчал, слегка покачивался на расставленных для равновесия ногах. Колода на нем из цельного столетнего дуба, а цепями можно приковывать тяжелые военные корабли – даже буря не порвет, но на великане они болтались с виду легкие, как ниточки.
Щажард пробормотал:
– Ваше Величество, он молчит, значит – винится. Он уже осознал, осознал!
Тулей прорычал:
– Что скажешь, ничтожество? Он прав?
Скованный исполин не шелохнулся. Тулей задышал чаще, лекарь подбежал, потрогал вздувшуюся жилу на виске, торопливо сунул под нос чашу с едким напитком. Тулей отпихнул в раздражении, лекарь и его чаша покатились по укрытым ковром ступенькам.
– Хорошо, – сказал Тулей зловеще. – Можешь не отвечать. Сам знаешь, что опозорил нас всех, проехав через всю страну со связанными руками!.. Эй, палач! Выведи этого… эту… во внутренний двор и посади на кол. Да так, чтобы я и завтра еще видел его живым.
Щажард сказал укоризненно:
– Ваше Величество…
Тулей обернулся, налитые кровью, как у разъяренного быка, глаза метали багровые молнии. Лицо стало багровым, как небосвод на закате.
– Что?
Щажард стойко выдержал яростный взгляд, сказал четко:
– Ваше Величество, во дворе упражняется ваша дворцовая стража. Они всегда почитали Дуная…
– Ну и что?
Щажард вздрогнул от громового рыка, но голос его прозвучал почти так же ровно:
– Если хотите, чтобы я с вами соглашался во всем, тогда не спрашивайте моего мнения. А сейчас мое мнение таково, что ваших воинов это… не обрадует. Дунай всегда служил честно. И все увидят, что получает человек за честную службу в вашем дворце!
Тулей вскрикнул громовым голосом раненого льва:
– Он опозорил меня!
– Тогда казните, – ответил Щажард. Он побледнел, но не опускал глаз. – Это ваше право. Все наши жизни в ваших руках. Дунай клялся служить вам. Его жизнь в вашей воле. Вы можете любого из ваших воинов казнить… да и не только воинов, но никого не в состоянии заставить думать о вас… как хотите вы! Оценивать ваши поступки, как оцениваете их вы. Вы не заставите своих воинов думать о вас… лучше.
Тулей задышал чаще, лекарь снова налил в чашу темно-зеленой жидкости, поднес Тулею. Тот заставил себя понюхать, багровость покинула лицо, он наконец махнул рукой и сказал все еще злым, но без крика голосом:
– Отвести во двор и срубить голову. Голову принести сюда.
Стражи развернули Дуная, он пошел к двери, тяжело передвигая ноги. Тулей проследил за ним ненавидящим взглядом. Щажард поклонился, сказал торопливо:
– Ваше Величество, осмелюсь напомнить о Родстане… Не лучше ли загодя перенести туда часть… нашего двора?
Тулей открыл рот, но ответить не успел, дверь с шумом распахнулась. Тулей поморщился, Барвник вбежал, огляделся, привычно поклонился, глаза мага бегали по сторонам, а пустой рукав халата высвободился из-за пояса и болтался, как тряпка.
Тулей буркнул:
– Что случилось?
– Ох, Ваше Величество…
Тулей указал на свободное кресло.
– Садись к столу, промочи горло. Мы тут со Щажардом деремся, ты остуди его…
– Меня? – изумился Щажард.
Тулей пробасил, глядя, как Барвник тяжело, будто грузный Щажард, плюхнулся за стол:
– Что тебе привиделось?
Барвник отмахнулся, с жадностью отпил крепкого вина.
– Да так… Ошибся, видать. Показалось, что у вас тут в покоях Дунай.
Тулей видел, как насторожился Щажард, да и у самого от нехорошего предчувствия мурашки поползли по коже.
– А если бы был… то что?
Барвник ответил мрачно:
– Лучше не надо. Всяк стремится избежать неприятностей. А уж если невзгоды, а то и беду… А Дунай, гм, это не просто беда. Если сглупить, то от Куявии вообще ничего не останется. Артане захватят ее всю, куявы перестанут быть куявами, а все земли отойдут к Артании. И будет одна Великая Артания от моря и до моря.
Тулей сказал быстро:
– Выкладывай, выкладывай! При чем тут Дунай?
Барвник развел руками:
– Он – герой. Никогда героем не был, был просто здоровенным бугаем, что мог ударом кулака деревья… а теперь вдруг стал героем. Не поверите, но именно из-за того, что проехал через всю страну со связанными руками! Да-да, это сделало его героем. Унизило – да, но через унижение… Ваше Величество, мое дело – магия, я не силен в другом, я просто вижу, что происходит, а причины пусть отыскивают другие. А произошло то, что через это унижение… нет, не так… Мы думали, что это его унизило, а на самом деле – возвысило! Я не знаю, как это произошло…
Тулей привстал, лицо снова начало багроветь, захрипел в ярости, в бессилии рухнул обратно. Обе руки снова рванули за ворот, прорычал хрипло:
– Возвысило? В цепях и с колодкой на шее? Я же отобрал у него звание бера, отобрал дворец, земли, имя, честь!..
– Ваше Величество, – сказал Барвник умоляюще, с испугом, – я разве спорю? Я говорю о том, что случилось. А случилось, что эти цепи и колодка его ничуть не сделают ниже. Наоборот, чем тяжелее на нем цепи, тем выше его слава.
– Ну-ну, – сказал Тулей сипло, – посмотрим, как станет выше, если укоротим на голову. Сейчас палач повел его во двор…
Барвник побледнел, чаша выпала из его рук, без стука ударилась о ковер и покатилась, оставляя за собой темную от вина дугу.
– Ваше Величество, – прошептал он. – Ваше Величество… Если Дуная казнить, то этим вы разрушите всю Куявию! Если его голова скатилась с плеч, считайте, Куявия уже обречена. Ей остались считаные дни. Ровно столько, чтобы артанским коням доскакать до самых дальних уголков страны.
Тулей еще смотрел выпученными глазами, краска медленно сходила с вытянувшегося лица, а Щажард, еще ничего не поняв, но быстрый на решения, в три коровьих прыжка подскочил к окну, высунулся чуть ли не до пояса, заорал, срывая голос:
– Стража!.. Стража!.. Немедля во внутренний двор!.. Остановить казнь!.. Если с головы Дуная упал хоть один волос, я вас сам…
Тулей перевел дыхание, Щажард еще кричал, жестикулировал, внизу послышался топот ног и звон железа. Наконец Щажард повернулся от окна, лицо бледное, дыхание вырывалось тяжкое.
– Молю богов, – сказал он торопливо, – чтобы… он был еще жив. Барвник, что ж ты молчал?
– А кто ж знал, – огрызнулся Барвник, – что вы не только его уже поймали, а еще и осудили! Как быстро! Будто не тцар с первым человеком в стране, а пастухи Артании! Да как вы могли? Вот так, сразу на плаху…
Тулей поморщился:
– Говори, что… Нет, лучше молчи. Я все равно ничего не услышу. Эй там!.. Бегите во двор, узнайте насчет Дуная. Если жив, приведите… нет, он еле ходит, принесите на руках!
Барвник вскинул ладонь. Худое лицо было бледным и решительным. В глазах таился страх.
– Ваше Величество! Достаточно и того, если он еще жив. Думаю, вам лучше узнать всю страшную правду. Пока без Дуная. И решить, что делать. Ибо Куявия попала в страшную ловушку.
Тулей проворчал:
– Как будто она и без Дуная в счастье купается! Стража, узнайте, успел ли мой быстрый Щажард остановить казнь. И ждите там. Вместе с ним, Дунаем.
Щажард бросил вдогонку:
– Если его казнили, сразу же скажите.
– Да-да, – сказал Барвник торопливо, – тогда нам придется искать что-то другое… хотя ума не приложу! Везде только гибель Куявии.
Стражи исчезли за дверью, слышен был топот тяжелых сапог. Барвник заговорил раньше, чем Тулей вперил в него налитые кровью глаза:
– Если Дунай погибнет от топора палача, то этот же топор перерубит и ту непрочную нить, на которой висит вся Куявия. Странным образом жизнь Дуная оказалась связана с судьбой нашей огромной страны. Раньше он был просто Дунай, здоровый тупой бык… это я уже говорил, а теперь он как бы часть души Куявии. Да, Ваше Величество, даже у Куявии есть душа, не только у Артании! Он своим поступком поднялся на тот… на те… в общем, жизнь и смерть таких людей влияет на судьбы стран.
Тулей прорычал злобно:
– Каких?
– Таких, – ответил Барвник тихо, но в голосе старого мага звучала непривычная твердость. – Ваше Величество, не только тцары поворачивают страны, ведут их к жизни или к смерти.
Тулей погрузился в молчание, лицо дергалось, не то завидовал, не то ревновал, а то и просто пытался понять умные речи, а Щажард сказал неожиданно:
– Ты говоришь туманно, как все вы, чародеи, но, кажется, я понимаю.
– Я – нет, – отрезал Тулей. Барвник виновато съежился, Тулей поморщился, кивнул. – Но ты говори, говори. Перед вами я могу показывать свою дурость, верно?
– Верно, – ответил Барвник со вздохом облегчения. – Верно, Ваше Величество. Только полный дурак никогда не признается в своей дурости! А вы, Ваше Величество, не совсем уж и полный… Хотя, конечно… Словом, иногда люди к величию идут очень долго, вот как вы, Ваше Величество, идете и идете, идете и идете, идете и идете… когда-нибудь, лет через триста, гм… а некоторым удается вот так сразу! Через поступок. И не угадать, какой нужен поступок, иначе бы все стали великими людьми, подвижниками, героями. Над Дунаем смеялись, всю его скорбную дорогу забрасывали лошадиным пометом, огрызками, но все же он как-то задел что-то в куявах…
– Как-то, что-то, – прорычал Тулей. – Ладно, не объясняй. Сам не сумеешь, да и я не пойму…
В дверь просунулась голова стража, Тулей кивнул, страж сказал подобострастно:
– Дунай жив. Там что-то замешкались было. То не могли топор найти, то тупой оказался… Пока наточили, пока то да се, а когда уже палач замахнулся, то сверху вон остановили.
Тулей перевел дыхание, распустил стянутые судорогой мышцы, но тут же нахмурился, прорычал:
– Топор не могли найти! Сволочи, все оттягивали, своего командира спасали… Ладно, иди. Это хорошо, что он жив. Но в следующий раз чтоб приказы исполнялись сразу!
Страж исчез, Щажард вылез из кресла, пошел следом. Все молча смотрели, как он выглянул, что-то сказал невидимым стражам и, возможно, Дунаю, плотнее прикрыл двери. Барвник сказал убитым голосом:
– Хуже всего то, что Куявии и так плохо, и так паршиво. Если Дуная сейчас не казнить… и вообще не трогать, то Куявия все равно падет. Но не сразу, а в течение года.
Тулей хмурился, крепкие пальцы постукивали по блестящей поверхности стола. Щажард с кряхтением опустился в кресло, голова ушла в плечи, оттуда сказал просительно:
– Давай, Барвник, думай! Не может быть, чтобы ты что-то не придумал.
– Придумывать, – ответил Барвник, – ваше дело. Я смотрел так и эдак… У Куявии есть шанс на спасение только в одном случае. Но он настолько мал…
– Говори!
– …и ничтожен, – закончил Барвник. – Хуже того, невероятен.
– Ну-ну!
Барвник повернулся к Тулею, глаза стали умоляющими, как у виноватой собаки.
– Ваше Величество, для этого надо, чтобы сошлись разные невероятности. Дунай должен драться с Придоном… лично. В двобое. Придон должен его убить. Сам, без чьей-либо помощи. И только тогда у Куявии есть шанс на спасение. Да и то не сразу.
Щажард посмотрел в потемневшее лицо Тулея, вздохнул. Барвник развел руками. Щажард сказал невесело:
– Ты прав. Сейчас никто не заставит Дуная драться с Придоном. И ничто.
Тулей прорычал утомленно:
– Даже если я верну ему все? Снова станет бером, получит обратно дворец, войско…
– Ваше Величество, – сказал Щажард с укором. – Разве не видно, что у него сейчас намного больше?
Тулей умолк, будто ткнули в живот кулаком. Помолчал, вяло шевельнул рукой.
– Зовите. Только объясняйте ему сами. Я на эту сволочь смотреть не могу.
Щажард властно хлопнул в ладоши. Заглянул слуга, поймал взгляд Щажарда, исчез, за дверью прозвучали тяжелые шаги.
Тулей вздрогнул, в проем вдвинулся этот человек с огромной колодкой на шее, звякающий массивными цепями, со стертыми в кровь ногами. Снова покои наполнил тяжелый запах немытого тела, разом истребил слабые ароматы душистых масел, притираний, нежных цветов.
Двое стражей придерживали его сзади за скованные руки. Тулей смотрел на Дуная с брезгливым удивлением. Запахи пота и нечистот словно пригасили светильники и затемнили яркие краски ковров на полу и стенах, узник выглядел диким, изнуренным, бессловесным животным.
Барвник вопросительно взглянул на Тулея.
– Скажете сами, Ваше Величество?
Тулей поджал губы.
– Говори ты, – сказал он с неприязнью. – Я не унижусь, чтобы разговаривать с животным.
Барвник кивнул, торопливо подошел к Дунаю. Тот по-прежнему смотрел, согнувшись, в пол. Барвник безуспешно пытался заглянуть ему в лицо.
– Дунай, – сказал он, голос дрогнул, – Дунай… Я смотрел в грядущее. Тебе там отведена немалая роль!
Дунай молчал, смотрел в пол. После паузы раздался голос Тулея:
– Барвник, скажи этому животному, что ему будут возвращены его земли, дворец и… все остальное.
Барвник сказал быстрым виноватым голосом, словно спешил загладить нелепые и глупые слова повелителя:
– Но тебе снова предстоит поединок… с Придоном!
Дунай не двигался, хотя Барвник ощутил, как по телу богатыря прошла волна жара. Однако он все так же смотрел в пол, тяжелые цепи свисали, как толстые виноградные лозы. Тулей разочарованно хмыкнул, отвернулся. Щажард, дотоле молчавший, сказал осторожно:
– Барвник, ты взваливаешь на него непосильную задачу. Придон легко побил его в тот раз. Побьет и сейчас. К тому же Дунай ослаб еще больше.
Дунай некоторое время не двигался, затем его спина начала выпрямляться. Мышцы вздулись, шея напряглась, покраснела.
Затрещало крепкое дерево, со скрипом полезли из гнезд стальные штыри. Обе половинки разлетелись, как сухие щепки. Дунай выпрямился, перевел дыхание.
Тулей смотрел со страхом, богатырь был страшен. Дунай напряг плечи, подал их вперед. Звонко лязгнуло, цепи разлетелись крупными кольцами. Дунай свел руки, кисти плотно охватывают широкие браслеты из металла. Он наклонился, пальцы ухватили цепь, сковывающую ноги. Бугры на спине вздулись, застыли, спина стала вдвое шире. Звонко и. жалобно звякнула цепь.
Он почти равнодушно отшвырнул остатки тяжелой цепи к трону. Грохнуло, звякнуло, пышный ковер задымился, Щажард торопливо затоптал огонек, сам он смотрел на узника восторженными глазами.
– Этого… – сказал он потрясение, – никто и никогда… Даже Придон не смог бы так… Но – почему?
Барвник сказал нервно:
– Дунай приблизился к богам, вот и наделили своей мощью. Или не они, а тот… кто наделил мощью богов.
Дунай распрямился, лицо оставалось спокойным, отрешенным. Но в лице был свет, это был прежний и уже не прежний Дунай, каким его знали.
– Меня никто не побьет, – ответил он ровным голосом. – Теперь уже никто.
– Я… – прошептал Барвник, – верю… Но это и есть гибель для Куявии.
Дунай сказал ровным голосом:
– Говори, или я уйду.
* * *
