Юрий Никитин «Троецарствие»
Серия «Троецарствие»
Часть вторая
Часть третья
Куявия
Очаровательным женщинам: Татьяне, Лиске, Anais, Pearl, Karele, Нечто Рыжей, Суламифи, Ruth, Сударушке, Инне Tiggi, Mar – чье присутствие смягчает суровые правы буйной Корчмы http://nikitin. wm.ru/ – с любовью и нежностью!
* * *
Часть третья
Глава 12
Малыш летел медленно, редко взмахивая крыльями. Ратша ощупывал колено, начинает деревенеть, бурчал, бормотал, наконец сказал с откровенной злостью:
– Не понимаю. Просто не понимаю!
Иггельд спросил с тоской, не поворачивая головы:
– Чего?
– Иногда ты мудр, как… как бобер какой-нибудь, а иногда совсем лось из дальнего леса. Почему, ну почему не повез ее прямо домой? Почему повернул свою жабу с крыльями? Ты не понял, что Блестка была в твоих руках?
– Не знаю, – ответил Иггельд убито. – Не знаю, почему повернул. Показалось, что так надо. Да, я свалял дурака. Да, была в моих руках.
– Дурак, – сказал Ратша с сердцем.
– Дурак, – согласился Иггельд. Он горбился больше, чем приходилось из-за ветра, голос звучал так, словно выползал из-под упавшей скалы. – Но я… не смог иначе.
– Эх, – сказал Ратша с досадой, – не понимаю я… Нет в тебе жизни, нет священной ярости! Тебя же куры лапами загребут!.. И как только народ за тобой идет? Почему? Ты ж свое отдаешь, с себя последнюю рубаху снимаешь и отдаешь!.. И от других требуешь…
Иггельд испугался, сказал торопливо:
– Что ты, что ты! Когда я требовал? Никогда. Нет, это ты брось, не говори на меня такое.
– Не требовал? – уличил Ратша. – Ты криком кричал!.. Только молча, правда. Но все равно все слышали!
Воздух стал холодный, дракон поднялся повыше, так почему-то лететь легче, холод замораживал дыхание, леденил ноздри. Ратша закашлялся, глотнув слишком много морозного воздуха, выругался, попытался сплюнуть, но комок не то примерз, не то вылетел льдинкой. Иггельд слышал за спиной раздраженную ругань, горбился, сжимался в ком, а в сердце стучало невеселое: да, потерял… Но все-таки сделал для нее хоть что-то доброе. Вот так бы всю жизнь летать вокруг нее, лучше – незримым, оберегать от всего и всех, заботиться, беречь… После всего злого, что он наделал, теперь всю жизнь искупать вину, беречь и защищать…
Он так погружен в горькие думы, что не сразу заметил внизу неладное. Очнулся от крика Ратши, вздрогнул, раскрыл глаза. Малыш красиво несся над зеленой равниной, изредка перемежаемой лесами, видны квадратики распаханной земли, золотые скирды и стога, крохотные домики, а впереди показались блистающая Куяба, ее белоснежная стена, сверкающие дворцы…
Малыш начал снижаться, Иггельд протер глаза. Что-то неладное в облике Куябы, за спиной рычит и ругается Ратша, но город вроде бы как город… Он ахнул, посреди Куябы исчезло здание, что казалось нерушимым: дворец Тулея! Даже не Тулея, Тулей просто захватил и сидел в нем два десятка лет, а построили неведомые мастера прошлого, строили, говорят, двести лет, он казался нерушимым и вечным, как горы.
– Сажай прямо на развалины! – крикнул сзади Ратша. – Сажай!
– Не лучше ли за городом? Чтобы парод не пугать?
Ратша выругался.
– Сейчас ты создаешь законы, еще не понял?.. Ты – самый сильный, у тебя в руках вся власть.
– Ну и что? – ответил Иггельд, но нетерпение разъедало сердце, как горячая вода ест лед, двинул коленом, и чуткий дракон, уловив приказ, присобрал крылья, начал спускаться, над грудой развалин сделал круг, внизу люди поняли, начали разбегаться.
Дракон опустился не на развалины – риск прищемить лапу или хвост, когти проскрежетали по каменным плитам площади. Поднялась пыль, люди закрывались ладонями и рукавами. Пыль быстро осела, все увидели громадного черного дракона, символ власти Куявии, и человека на загривке покорного его воле чудовища.
Иггельд торопливо спустился, навстречу бежал бледный Рогоза.
– Что случилось? – спросил Иггельд резко.
– Мы взяли город, – выкрикнул он. – Придон погиб… Итания – тоже.
Иггельд вскрикнул:
– Что? Почему – Итания? Кто ее… посмел?
Само небо, казалось, обрушилось на голову: что за нелепость – погибла женщина, за обладание которой началась самая жестокая и кровопролитнейшая война!
– Сама, – ответил Рогоза, задыхаясь. – Как и он… Придон. Он убил себя, потом она.
Иггельд стиснул челюсти, в голове загудело, на короткий миг череп пронзила острая боль, оставив странную пустоту и равнодушие. Хорошо, сказал кто-то в нем второй, расчетливый, что Придон сам… Иначе уничтожил бы половину моей армии. Если не всю. Непонятно, как воевать с бессмертным богом. Правда, Барвник намекал на холодный расчет, построенный на громадном риске… Но Итания! Выходит, ее война с Придоном была всего лишь войной двух половинок одной души.
– Понятно, – прошептал он. – Где Антланец?
Рогоза сказал тихо, потерянным голосом:
– Антланец погиб. С ним погибли Коман и Болгор, Третьяк и Далич, погибли Бусел, Крица, Бакула, доблестный Крестец со своими сыновьями, многие погибли… Победа досталась дорого.
Мир стал черным в глазах Иггельда. Как из глубокой пропасти, он услышал свой изменившийся голос:
– Как… как могли погибнуть? Это вы… дворец?
– Не мы, – сказал Рогоза торопливо. – Это… это потом!.. Явился ребенок… ну, подросток, младший брат Придона. Восхотел забрать тело Придона…
– Отдали бы, – прозвучал сзади голос Ратши. Он вышел из-за спины Иггельда и встал рядом. Глаза требовательно и недружелюбно смотрели на князя. – Пусть похоронят в своей Артании по своим артанским законам. Негоже мстить мертвому.
– Отдали! – вскрикнул Рогоза. – Конечно, отдали!.. Какая уж тут месть, когда у всех праздник! Но кто-то брякнул, что хорошо бы Придона похоронить здесь, ведь он за Итанией пришел… и жизнь отдал за нее. Да и она, теперь уже видно, не могла без него. Не удавалось в жизни, только в самом конце сумели, так пусть хоть в смерти… Дескать, надо в одной гробнице, в одном склепе… а то и в одном гробу.
Он остановился, лицо становилось то красным, то бледным, то вовсе синело. В глазах появился ужас пережитого.
– И что? – спросил Иггельд. – Прогнали мальчишку?
Рогоза вскрикнул в страхе:
– Нет! Конечно же, нет!.. Мы видели, что за мальчишка. И что у него за конь… и пес, что вовсе не пес, а такой волк, что… Нет, отдавали Придона, все отдавали!.. Но мальчишка, послушав, решил, что в самом деле надо их вместе. И потому, так и сказал, забирает обоих.
Ратша прорычал раздраженно:
– И что же? Позволили?
Рогоза отшатнулся, показалось, что зарычал сам дракон, хотя тот мирно лежит пузом на каменных плитах, даже кожаные шторы опустил на глаза, чтобы не пугать народ, только уши подрагивают, улавливая малейшее движение и голоса.
– Если бы!.. – сказал Рогоза плачущим голосом. – Теперь думаю, что лучше бы позволить!.. Да что там думаю – вижу. Мы такие же дураки, как и ты, пытались остановить…
Ратша вскрикнул:
– Мальчишку?
Рогоза обернулся, зло указал на безобразный холм из белого мрамора, кое-где окрашенный красными пятнами.
– Там Антланец и все остальные герои. Когда мальчишке надоело срывать дуракам головы и бросать волку… да, конь тоже ел людей, тогда этот мальчишка… мальчишка?.. просто тряхнул стены и обрушил дворец. А мы, дураки… он же грозился обрушить, предупреждал!.. Я, когда увидел, как он подскочил к колонне, сразу опрометью прочь, а сзади грохот падающего свода, треск стен… Поверишь, меня толкнуло в спину, как если бы лапой дракона, и катило по ступенькам, а потом еще и по площади!
Ратша прокричал:
– А мальчишка? Под руинами?
Рогоза ответил зло:
– Если бы!.. Разбросал, будто сухие листья. Итанию и Придона вынес. Целы, закрыл своим телом, да и на нем ни царапины. Уложил в чью-то повозку, сел и поехал. Все разбегались, ты бы видел его коня и его хорта!..
Ратша попятился, оглянулся на дракона.
– Давно уехал?..
– Вчера… уже к вечеру.
Ратша быстро взглянул на солнце.
– Сейчас только полдень! Он едва отъехал от Куябы! Неужели никто не остановит?
– Много было таких, – ответил Рогоза угрюмо, – что пытались. Еще когда ехал сюда.
Ратша снова оглянулся на дракона, тот дремал, Ратша посмотрел на Иггельда.
– Мы должны догнать! – сказал он резко. – Придона – пусть, но Итания – наше сокровище!.. Иначе что? Получается, что артане добились своего? Добыли Итанию и увезли в свою дикую страну Боевых Топоров?
Собравшиеся неуверенно зашумели. Иггельд уловил в голосах страх, нежелание связываться с непонятным подростком и в то же время жажду догнать и отнять тело Итании.
– Пусть едет, – ответил он неуверенно. – Они страдали, они любили, им нелегко было друг без друга… так пусть же хоть сейчас…
Ратша закричал:
– Ты не понимаешь!.. Ты все делаешь не так!.. Мы не должны, не должны так!.. Пойдем, догоним, отнимем!
Иггельд покачал головой.
– Нет.
– Почему?
– Это неправильно.
Ратша заорал:
– Это для тебя – неправильно! А для меня – правильно! И вот для них, посмотри, правильно!
Народ неуверенно зашумел. Кто-то в задних рядах обнажил меч и помахал в воздухе, пуская в глаза Иггельда слепящие солнечные блики.
– Я не пойду, – ответил Иггельд. Он ощутил, что голос звучит нетвердо, повторил: – Не пойду! Все-таки это неправильно.
Ратша тоже уловил колебание, прокричал:
– Малыш меня послушается?
Иггельд буркнул:
– В какой-то мере. Если не потребуешь особенного…
Ратша вскарабкался на загривок, начал пристегиваться ремнями, лицо злое и решительное, крикнул вниз:
– Кто со мной еще?
Мужчины в страхе отступили, но, к их удивлению, вперед выдвинулся один немолодой суровый воин в посеченных доспехах. Глаза смотрели прямо, на лице отражалась отвага.
– Что можешь ты, – сказал он кратко, – то смогу и я.
Ратша свесился, протянул руку. Послышался звучный хлопок, ладони сомкнулись, Ратша дернул на себя, но воин не взлетел, как ожидал Ратша, поднялся медленно, осторожно, сел сзади и начал по-хозяйски разбираться с ремнями.
– Как его заставить взлететь? – крикнул Ратша.
– Не надо этого делать, – сказал Иггельд. – Нехорошо. Но… как хочешь.
Он подошел к морде дракона, сказал громко:
– Слушай Ратшу. Вот он у тебя на шее. И… возвращайтесь поскорее!
Ратша тут же заколотил в нетерпении обеими ногами.
– Взлет!.. Вверх!.. Да быстрее, жаба с крыльями!
Кожаные шторы на глазах дракона медленно поднялись. Иггельду стало не по себе от устремленного на него непонимающего взгляда. В глазах дракона укор, изумление, немой вопрос.
– Ладно, – ответил Иггельд, морщась. – Здесь близко. А потом сразу завалимся есть и отдыхать. До-о-олго!.. Потерпи немного. Понимаю, ты устал… Давай, лети! Слушайся Ратшу.
И возвращайтесь скорее. Больше я никогда тебя не отпущу… без себя.
Ратша злился, выходил из себя, будто младший брат Придона не тащился на телеге, а уносился на крылатом драконе, Малыш наконец поднялся, присел было, чтобы метнуть себя в воздух, но в усталых лапах не осталось прежней силы, вздохнул, пробежался, пугая людей, лишь на дальнем конце площади тяжело поднялся в воздух, резко повернул, чтобы не удариться о высокие стены домов, пронесся над головами. Иггельд успел увидеть его морду и устремленный на него любящий взгляд, подумал, что это он, Иггельд, помнит только о своем Черныше, других в сердце не пускает, но этот Малыш его любит, обожает, любит верно и преданно, всегда старается угодить, понравиться, чтобы любимый родитель похвалил его, ведь он, Иггельд, и для него – обожаемый и всемогущий родитель…
– Возвращайся быстрее, Малыш, – прошептал он. – Ты… мой дракон. Мой ребенок. Я тебя очень люблю.
* * *
Ночь наступила непривычно рано, в горах привык встречать наступление темноты позже. В окна сыро тянуло болотом, фонтаны продолжают разбрасывать водяную пыль, звезды расплывчатые, подмигивают, как портовые шлюхи, в то время как в горах смотрят чисто и строго. Трупы из сада уже убрали, уцелевшие птицы в ночной тиши пели громко и старательно, словно отрабатывали щедрое жалованье.
До поздней ночи осаждали князья, беры, наместники, управляющие, а он, как мог, распоряжался, потому что все смотрели только на него, как на верховного распорядителя, только от него ждали этих самых правильных указаний, решений, законов. Только под утро, когда Черево вытолкал неуменьшающуюся толпу за двери, он сел на подкашивающихся ногах за стол. Черево сам поставил перед ним тарелку с холодным мясом, отправил слугу за вином, спросил встревожено:
– Что-то случилось?
Иггельд, белый как полотно, смотрел в окно. Звезды меняли цвет, подмигивали, расплывались в тумане. Показался узкий серпик, полупрозрачный, истончающийся на глазах.
– Ратша не вернулся, – проговорил он.
Черево взглянул быстро, в глазах промелькнуло нечто, чего Иггельд не уловил, повернулся к светильнику и добавил огня.
Иггельд по спине вельможи видел, что тот думает, но сказать не решается.
– Ратша – герой, – сказал он неуверенно. – Но там еще и Малыш… Малыш один может разогнать целую армию!
Черево наконец повернулся, взглянул прямо в глаза.
– Прикажи, утром пошлю туда отряд, – предложил он. – Думаю, уж прости, этот Ютлан, так он назвался, поехал дальше. А твой вспыльчивый друг и дракон… остались. Прикажешь похоронить их там?
Иггельд запустил обе пятерни в волосы, рванул. Боль не отрезвила, вскричал от боли в груди:
– Но почему?.. Почему я только теряю?.. Черныш, Яська, Антланец, Бакула, Худыш, да всех не перечислить, а теперь еще и Ратша? А Малыш, мой Малыш, я же мог тебя остановить, ты же не хотел лететь, ты все чувствовал, ты знал, но… послушался! Что за безумие пронеслось по нашим странам, выкашивая лучших, устилая землю телами молодых и сильных, а ручьи наполняя кровью?.. Боги, я все отдам, от всего откажусь, только сохраните мне Ратшу и… Малыша!
Черево в полнейшей беспомощности развел руками.
– Даже боги не могут свершившееся сделать несвершившимся. Иггельд, возьми себя в руки. А затем и страну. Если оставить так, как было при Тулее, то и получим, что было при Тулее. Как это ни противно нам, куявам, но кое-что надо взять от Артании. И даже от артанскости!
* * *
Мир застыл, потерял краски. Иггельд улетел на прекрасном драконе, растворился в синем безоблачном небе, шли дни, а вчера в Арсу прибыла повозка с гробом. Ютлан к Придону не успел, не успел… Волхвы сказали, что чужие маги сумели задержать в пути на целые сутки. Если бы застал Придона живым, все было бы иначе.
Знатные люди бережно сняли широкий гроб. Под толстой крышкой, залитые медом, мирно покоились два тела. Наконец-то мирно, наконец-то не слышно их рассерженных голосов. Каменотесы срочно расширяли семейный склеп Осеннего Ветра. Придона с Итанией сперва хотели поместить рядом с матерью, но Рокош велел для них сделать отдельную комнату, а место возле матери пусть ждет Осеннего Ветра. Пока не найдено его костей, пока нет тех, кто бы видел его гибель, он жив. И еще может вернуться. Герои бесследно не исчезают.
По всей Артании была печаль, но женщины ходили с гордыми, хоть и заплаканными лицами. Подростки расспрашивали стариков про Куявию, где растворилась огромная артанская армия, не иначе как хитростью и чародейством, сами мечтали поскорее получить право брать в руки боевые топоры и отомстить за гибель героев.
Она сидела у окна без мыслей, без дум, бесцельно смотрела вдаль. Сердце билось ровно, в груди разрасталась пустота. Не сразу обратила внимание на скачущих ко дворцу всадников, но, судя по их крику, случилось что-то необычное.
Потом увидела, как по широкой улице едут… куявы. Да не простые куявы, а куявские воины: в дорогих доспехах, высокие, крупные, настоящие богатыри, таких отбирают по всей стране. Впереди на белоснежном рослом жеребце слегка покачивается в такт красивый молодой гигант с белокурыми волосами, широкоплечий, в блестящем панцире, с плеч ниспадает дорогой пурпурный плащ. Только он с непокрытой головой, остальные в шлемах. Иггельд, вскрикнуло сердце. Конь выступает гордо, помахивает роскошной гривой, Блестка издали оценила его стремительную красоту, силу продолговатых мышц и звериную выносливость.
Всадники, сопровождающие куявских наездников, выглядели просто жалко вблизи этих великолепных героев, подъехали к дворцу, остановились. Некоторое время ничего не происходило, Блестка извелась, Иггельд выглядит блестящим красавцем, но она видит усталые складки у губ, заострившиеся скулы, напряжение и отчаянность во взоре. Он устал, измучен, даже истерзан, неизвестно, что скажет, артане пока просто ошеломлены такой дерзостью, как ни обезлюдела Артания, горстку героев сотрут в песок…
На крыльцо, где каменные ступени сразу начали проседать под тяжестью, вышел все тот же высокий старик с короткой седой бородой.
– Я Рокош, – сказал старик. Голос без звонкости, но и без старческого дребезжания, сильный густой голос. – Рокош Длинноволосый. Это моего правнука привезли в гробу… с его женой! Я шестьдесят лет назад оставил великую и радостную Арсу, но, как видишь, пришлось вернуться… Да, великую и радостную Арсу оставил, и вот сейчас на ступенях опустевшего дома… Ты будешь говорить со мной, пришелец!
Иггельд, не слезая с коня, сдержанно поклонился.
– Я готов говорить с любым, кто принимает решения. Меня зовут Иггельд, я – пастух драконов. Волею судьбы мне пришлось спуститься с гор… на равнине встретил, как я понимаю, твою правнучку Блестку. Ты однажды оставил Арсу великой и радостной, но и сейчас можешь оставить ее… хотя бы мирной. А с миром придет и величие, Артания залечит раны. Я убил, хоть и не своей рукой… Придона, я отвечаю за его смерть. Это большая потеря, я хочу возместить… предложив себя взамен.
На площади наступила мертвая тишина. Старик спросил неторопливо, Иггельду почудилось, что уже все понял, но спрашивает для других:
– Как?
– Я прошу тебя, – сказал Иггельд громко, – как старшего и как взявшего власть в свои руки… прошу отдать мне Блестку в жены.
За спиной, а затем и по всей площади пронесся рокот, словно ветер пробежал по густому пшеничному полю. Мужчины глядели с ненавистью, все едины.
Рокош смотрел исподлобья. Молчание длилось долго, Иггельд успел передумать все на свете, наконец Рокош перевел взгляд на толпу, голос прозвучал сдержанно, ровный, похожий на поверхность покрытого льдом озера:
– Да, мы уже знаем, ты не пастух, хотя на этот раз не на драконе. Но послушаем, что скажут наши мудрые…
Вперед вышел, опираясь на палку, сгорбленный старик, борода едва ли не до земли, седые волосы скрывают лицо. В толпе говор начал затихать. Он остановился, откинул волосы, показалось коричневое, изрезанное морщинами лицо. Заговорил старческим дребезжащим голосом, но в нем звучала мощь волхва, который умеет пользоваться голосом и умеет ставить слова так, что становятся словами того, кто слушает:
– Мы не можем противиться воле своих богов, Артания – открытая страна. Любой чужак может стать артанином, если докажет силу, отвагу и мужество, если блюдет честь в чистоте и не роняет достоинства… Любой чужак может посвататься к артанке, взять в жены и остаться жить у нас или увести в свои земли, но… если докажет, что достоин быть ее мужем. Поступить иначе – потерять лицо Артании. Да разве не так вели себя куявы, когда наш доблестный Придон посватался к их принцессе? Начался говор, быстро перешел в ликующие, гневные и просто веселые вопли. Рокош, который слушал старика, нахмурившись, вскинул руки и прокричал:
– Достойные слова! Так и поступим. А пока, друзья, расходитесь и принимайтесь за свои дела. Мы будем решать… как поступить. А ты, неустрашимый… можешь сойти с коня, как и твои спутники. Вас и ваших коней покормят и напоят, пока решим, в чем твое испытание.
Иггельд слегка наклонил голову:
– Спасибо. Не сомневаюсь, что коней покормите раньше, чем нас.
– А как же иначе? – спросил Рокош.
– Да… гм, – сказал Иггельд, смешавшись, – я думал, только мы так поступаем по отношению к драконам.
Рокош сказал на диво мирным голосом:
– В чем-то даже куявы – люди.
– Спасибо, – ответил Иггельд.
Князь Рогоза уже слез, стоял бледный, рука на рукояти меча. Признался, вздрагивая:
– Я уж думал, что нас разорвут!
– Да, – согласился Иггельд мрачно, – Артания не слишком-то обеднела героями… Вот посмотри на те морды!
Рогоза зябко повел плечами.
– Да-а… Я думал, тут уже все пусто. Эх, жаль, что так получилось с твоим Малышом. Мы все его любили. На нем можно бы налететь, схватить Блестку и увезти без всяких артанских испытаний! А ну как пошлют собирать обломки меча, как мы заставили Придона?
Иггельд сглотнул ком в горле.
– И что я докажу? Докажу совсем другое…
* * *
