Юрий Никитин «Троецарствие»
Серия «Троецарствие»
Часть вторая
Часть третья
Часть четвёртая
Часть пятая
Часть шестая
* * *
Ютланд, брат Придона
Предисловие
Этот роман завершает тетралогию «Троецарствие». Кто читал первые три, сразу поймет, что здесь и о чем. Однако у этого есть одна интересная составляющая, которой не было в трилогии. Особенно важная для тех, кто играл в «Троецарствие», играет или будет играть, адрес: http://nikitin. wm.ru/. В этом романе не только имена, локации и события идентичны игре, но даже все герои, главные, второстепенные и промелькнувшие, взяты из списка лучших из лучших бойцов, охотников и рыбаков.
То же самое с кланами, их гербами, описаниями подвигов.
* * *
Часть 4
Глава 7
Мчались все утро, Мелизенда сперва глазела на окрестности, затем затихла и даже задремала. Близился полдень, скалы под прямыми лучами солнца блещут металлом, вдоль дорог то и дело мелькают огромные тополя, в городах такие гиганты не растут, оливы овечьими стадами собираются у ручьев и речушек, только и видно их серебристые горбатые спины.
Грохот копыт перешел в быстрый шорох, Мелизенда проснулась и с любопытством посмотрела по сторонам, потом снова начала прятать мордочку на груди Ютланда. Стойкий, как камень, он все еще не похвалился своим дивным конем, что может мчаться по степи, обгоняя птиц, и за все это время ни разу не выказал усталости, даже непонятно, как удерживается от бахвальства, мужчины же без этого жить не могут…
Пронеслись по глухой котловине, заполненной мягкой шелковой травой, а вылетели наверх в худой кустарник с искривленными ветвями и осыпанный колючками. Промелькнула сухая пустыня с белой землей, посыпанной не то пеплом, не то солью, и сразу окунулись в буйство зелени, где роскошные дубы мирно уступают место стыдливым березкам, где раскидистые клены и каштаны, где поляны заросли густой сочной травой, от которой быстро жиреют кони.
Дважды Ютланд на полном скаку выхватывал из-за плеча лук, щелкала тетива, Мелизенда не успевала понять что и зачем, как кустарник распахивался, и выскакивал хорт с гусем, пронзенным стрелой.
Ютланд принимал добычу и вешал рядом с седлом, все это время ни конь не снижал скорости, ни хорт не выказывал, что ему тяжело бежать с толстым гусем.
– Ты… – произнесла она, – хорошо стреляешь.
– Да? – переспросил он.
– Да, – подтвердила она. – Неплохо, можно сказать. Для пастуха, конечно.
– А-а-а, – протянул он, – ну, тогда понятно. Вантийцы, конечно, бьют такую птицу, не глядя.
– Да, – согласилась она довольно, – вантийцы такие.
– Счастливая ты, – сказал он. – В страну таких героев едешь!
– Да, – подтвердила она, – мне повезло там родиться. Мне вообще везет. Твой худой конь несет нас с такой скоростью, что я даже не знаю… В повозке я бы полгода туда ехала!
– Наверное, – подтвердил он. – Не знаю… А вот это небо мне совсем не нравится.
Она тревожно посмотрела вверх. Невинная голубизна медленно сменилась розовым, там все чаще появляются пурпурные струи, наконец весь небосвод от края и до края заволокло пурпуром. На землю пал тревожный отблеск.
Она поежилась.
– Мне страшно.
– Не бойся, – пробормотал он, – наверное, какая-то пыльная буря…
– А что, такие бывают?
– Я слышал о таких, – ответил он. – Мой дядя бывал в дальних странах…
– Он гонял туда скот?
– Да, – согласился он, – скот.
Небо медленно и страшно темнело, пурпур сменился недоброй багровостью, словно весь небосвод залило быстро загустевающей кровью. По земле побежали пугающе темные тени, в которых исчезало все, на что они падают.
– А где же буря? – спросила она и пугливо поежилась.
Он прислушался, его ладонь легла на ее плечо.
– Слишком близко.
Она больше прислушивалась к тому неожиданному и странному теплу, что струится из его ладони и наполняет ее тело непонятной слабостью и нежеланием спорить, более того, готовностью во всем соглашаться, хотя это неправильно, мужчинам нельзя подчиняться… и потому не обратила внимание на его слова, но когда услышала далекий гул, подняла взгляд, ее охватил ужас.
Со стороны запада в их сторону по небу, закрывая синеву, двигается плотная темная туча.
Она вскрикнула:
– Что это?
– Туча, – пояснил он. – Ни разу не видела?
– Да при чем здесь туча, – прошептала она, – ты что, не видишь?
Тучи опустились и уже не ползут, не двигаются, а стремительно летят, тяжелые, как горные хребты, грохочущие, давящие. Солнце проглянуло в щель между ними и залило мир таким резким и нещадным светом, словно после этого не будет светить с полгода.
Зелень стала изумрудно яркой, серая земля под копытами обрела оттенки, затем все разом померкло, все придавила тяжелая тень, дышать стало труднее, Мелизенда с ужасом смотрела на огромные столбы пыли, что поднялись далеко на горизонте, но с большой скоростью двигаются в их сторону.
Буря догнала, Алац нагнул голову и ломился сквозь шквал плотного воздуха, тот вертелся диким смерчем, выдирал из земли кусты и с ревом втягивал в свою утробу.
– Держись крепче! – прокричал Ютланд.
Страшный допотопный ливень с градом догнал их в момент, когда впереди выросла зеленая стена леса. Мелизенда взвизгнула под обрушившимися потоками ледяной воды, в следующее мгновение они вскочили под плотные ветви, буря и ливень бушуют там наверху, а здесь земля сухая, жизнь идет непотревоженно, и муравьи так же деловито тащат к своему домику гусениц и недовольно упирающихся жуков.
Алац пробежал немного по инерции, хорт вообще умчался далеко вперед, Ютланд высматривал удобное место, наконец остановился под огромным дубом. Тот настолько мощно раскинул ветки, что ни одно дерево не решилось подойти, а вокруг толстого ствола сухая земля.
Мелизенда зябко вздрагивала и обхватывала себя передними лапками, зубы мелко-мелко стучат, глаза перепуганные, как у зверька, нору которого заливает дождь, а у выхода злорадно ждет злой волк.
– Здесь переведем дух, – сообщил Ютланд. – Такая гроза долго не длится.
Он соскочил на землю, бесцеремонно снял ее, мокрую и жалкую. Она подняла голову и проговорила с трудом бледными губами:
– Отвернись…
– Чего? – переспросил он в недоумении.
– Мое платье совсем промокло, – объяснила она застывшими от холода губами.
– Сейчас высохнет, – сказал он бодро. – Подожди, я принесу сучьев…
– Здесь есть, – проговорила она.
– Мало, – отрубил он.
На всякий случай он не стал удаляться, просто обошел вокруг огромного ствола, подбирая крупные и мелкие сучья. А когда вернулся, держа целую кучу, в трех шагах от ствола уже разгорается небольшой костер, а Мелизенда протягивает к нему вздрагивающие бледные лапки.
– Ого, – сказал он пораженно, – это у тебя от злости?
Она подняла голову, мокрые волосы прилипли, теперь кажется совсем маленькой и жалобной.
– Это ты злой, – проговорила она с трудом.
Он свалил сучья в двух шагах от костра, присел рядом.
– Наверное, – признался он, – ты так часто меня кусала, что я теперь бью тебя по зубам заранее. А ты вон какая бедненькая, даже костер сама сумела… Сейчас я тебя накормлю…
Она прошипела раздраженно:
– Я не собачка, чтобы ты меня кормил!.. Если время обеда, то пообедаем, ты же вечно голодный! И нечего… этот покровительственный тон. Подумаешь, сильный мужчина опекает, ах-ах, слабую женщину… Ты не сильный, а я не слабая.
Он кивнул.
– Ага, не слабая. Только мокрая и озябшая. Но это пустяки.
Она сказала сердито:
– Ты сам мокрый и озябший!
– Да? – переспросил он и осмотрел себя. – Ого, ты права, я тоже, оказывается, промок. Ну и ливень! Слышишь?
Вверху с жутким треском то ли раскалывается небо, то ли молния ломает вершины деревьев, и они с грохотом и шумом рушатся, проламывая многоэтажные слои веток, и вот-вот грохнутся, прибив их обоих…
Ютланд, не обращая внимания, вытащил из мешка хлеб, сыр и мясо, а сам быстро ободрал и выпотрошил гуся, после чего ловко насадил на очищенный от коры прут.
– Одного хватит? – спросил он. – Или готова слопать двух?
Она фыркнула, отвела величественно взор, хотя сидит все такая же, сжавшись в жалкий комок, стараясь не выпустить крупинки тепла. От костра наконец-то пошел сухой жар, скоро просохнет и одежда, а то мокрая такая, будто ее и нет, а женщины не должны позволять себе так держаться или разрешать заставать себя в таком виде.
Ютланд быстро и ловко поджарил гуся, аромат от него накатывал на Мелизенду давно, она то и дело удерживала себя от того, чтобы не напомнить ядовито, что все готово, сейчас гусь вообще сгорит, но удерживалась из опасения, что вдруг все-таки нужно подержать на огне чуточку дольше, все-таки пастух их чуть ли не каждый день готовит, а у нее только ее природный ум, смекалка, смышленость, проницательность и остальные замечательные качества, которых у пастуха просто быть не может.
За далекими деревьями что-то мелькнуло, он вяло подумал насчет оленя, но ветерок донес незнакомый запах. Сердце стукнуло предостерегающе, а пальцы сами подгребли ближе лук.
Мелизенда посмотрела на него в изумлении.
– Не нажрался?
– А ты?
– Я не пытаюсь подстрелить что-то еще!
– Но ты же намекивала насчет второго гуся?
– Я?
– Уже забыла?
Он быстро наложил на тетиву стрелу, как хорошо, что всегда натянута, но эта дурочка не замечает такой странности, это мужчины бы уже извели вопросами.
Мелизенда посматривала то на него, то в сторону деревьев, а Ютланд неуловимо быстро поднялся, оттянул тетиву до уха. Звонко щелкнуло, за деревьями снова мелькнула тень, но теперь там нечто всхрюкнуло, взметнулись сухие листья.
– Промазал, – сказала она.
Он удивленно покосился в ее сторону, что-то мало ехидства, наверное, отяжелела от вкусной еды, но переспрашивать не стал, поднялся и быстро пошел в ту сторону.
Толстый слой слежавшихся листьев разворочен, словно по нему протащили соху, наверх кое-где вывернуло даже комья земли. Еще дальше длинной цепочкой идут зеленые капли, похожие на свежий сок, выжатый могучей медвежьей лапой из молодой ветки.
Он двигался осторожно, лук в руках, дубинка на поясе, ноги переступают приставным шагом, к любой неожиданности готов. За деревьями снова мелькнуло, листья зашелестели, снова возникла дорожка встревоженных листьев, но теперь ринулась прямо к нему.
Древень, мелькнуло встревоженное. Лесной див, почти полностью исчезнувший, о нем остались только рассказы. Маленькая, но опасная тварь…
В последний момент он отпрыгнул, с силой ударил перед собой луком. Раздался сухой стук, руки с силой тряхнуло, будто ударил по дереву.
Перед ними появилось существо, похожее на пень ростом с пятилетнего ребенка, в боку торчит стрела, на голове ссадина.
– Ах ты, тварь, – прошипел он и снова ударил луком, на этот раз уже прицельно.
Раздался сухой стук, древень упал. Ютланд прыгнул сверху, быстро ухватил за руку. Ему показалось, что держит за корень, тугой и гибкий.
Древень отчаянно брыкался, но Ютланд ухватил другой рукой ногу, такую же гибкую, туго связал узлом, затем ухватил и бегом притащил к костру.
Мелизенда отпрыгнула, лицо стало белым.
– Ты что… притащил?
– То, – буркнул он, – по чему промазал.
Он поднял противника и швырнул в середину костра. Древень закричал страшным скрипучим голосом, словно дерево раскололо молнией и обе половинки с силой трутся бурей одна о другую. Пламя с готовностью охватило это странное живое дерево, огонь взметнулся высоко, радостно затрещал, а на багровых углях корчилось и подпрыгивало нечто быстро темнеющее, превращающееся в обгорелый пень.
Мелизенда прошептала:
– Что это?
– Не знаю, – ответил он честно.
– Но… ты его убил!
– А что надо было сделать? – спросил он.
– Не… знаю. Зачем оно там бегало?
– Высматривало, с какой стороны тебя начинать есть.
– А не тебя?
Он фыркнул.
– Хочешь сказать, я такой же розовый и сочный?
Она побледнела и молча смотрела, как уже переставшее дергаться существо стало сперва бесформенным черным куском дерева, затем начало рассыпаться на крупные багровые угли.
– Я никогда таких не видела.
– Я тоже, – сказал он угрюмо. – Но мне дед что-то говорил насчет того, что Старые Боги стараются вернуться и отобрать себе землю. Я слушал краем уха…
– Старые Боги?
Он кивнул.
– Выходит, – проговорил он нерешительно, – это один из дивов. По приметам, древень. Раньше последние из уцелевших прятались в самых что ни есть глухих местах, куда люди не добираются, а сейчас вот, похоже, осмелели.
Она поморщилась.
– На осмелевших не похожи.
Он сдвинул плечами.
– Раньше вот так поймать было бы невозможно. А сейчас либо их стало много, либо осмелели. Или то и другое.
– Ты говоришь, древень?
– Похож, – уточнил он. – Я никогда их не видел. Древень…
– …как говорит дед Рокот, – съязвила она, подражая его серьезному голосу.
Он кивнул, не замечая иронии.
– Да, дед Рокош говорит, что древень силен только в лесу и на опушках, потому что пользуется магией леса. Помнишь, мы его почти не видели?.. В степи он слаб, но в лесу умеет двигаться с такой скоростью, что… Он вообще никогда не стоит на месте!
Она перевела взгляд на костер, где распадаются огромные багровые угли, зябко поежилась.
– Тебе повезло.
Он хмуро посмотрел на нее.
– Как утопленнику. Ты что жрать бросила? Хочешь, второго гуся зажарю?
Она буркнула:
– Не смешно. Хорошо, что уже поела. Ты жестокий… Убил, да еще и в костер, это вообще я и не знаю…
– А что, плохой огонь?
– Это же… живое! С ним можно было попробовать договориться! Плохой из тебя переговорщик!
Он буркнул:
– Зато хороший пастух.
Она сказала язвительно:
– С точки зрения баранов, ягнят и коз, нет такого понятия, как хороший пастух.
Он сдвинул плечами и поднялся.
– Сиди, отогревайся. Я посмотрю, что там на опушке. Если дождь кончился, надо ехать, пока дороги не размыло.
– Не потеряйся, – сказала она в спину таким нежным голосом, почти пропела, что он дернулся, выискиваю каверзу. – Дождь смывает следы, можешь не найти обратно…
Он отошел на несколько шагов, пока придумал что ответить, обернулся и буркнул:
– Тебя-то я везде найду. По запаху.
Она смотрела в спину и старалась понять, комплимент это был или оскорбление, от нее в самом деле всегда просто замечательно пахнет, у нее кожа такая, но под таким ливнем могло смыться…
* * *
