Юрий Никитин «Троецарствие»
Серия «Троецарствие»
Часть вторая
Часть третья
Куявия
Очаровательным женщинам: Татьяне, Лиске, Anais, Pearl, Karele, Нечто Рыжей, Суламифи, Ruth, Сударушке, Инне Tiggi, Mar – чье присутствие смягчает суровые правы буйной Корчмы http://nikitin. wm.ru/ – с любовью и нежностью!
* * *
Часть вторая
Глава 9
На третий день она обнаружила, что дверь ее не заперта с той стороны. Вышла осторожно, широкий коридор вывел к лестнице, внизу в большой комнате с десяток женщин, шьют, прядут, щипают лучину, слышится быстрый говорок, доносятся редкие взрывы смеха. Иггельда не видно, он вообще с того дня, как явился к ней пьяный и вел себя по-куявски, словно бы устыдился и обходил ее комнату по широкой дуге. А может быть, и в самом деле работы накопилось столько, что валился с ног, не добравшись до своего дома.
Женщины хихикали, голов не поднимали, Блестка стояла наверху и рассматривала нижний зал, в прошлый раз, когда ее привезли, все случилось слишком быстро и сумбурно, а сейчас смотрела оценивающе, замечая и слишком широкую дверь, такую трудно защищать, и большие оконные проемы без признаков ставень, и даже отсутствие оружия на стенах, которое как будто само прыгает в ладони при первом же признаке тревоги.
В зале справа и слева широкие углубления в стенах, там поместился бы всадник на коне. Но сейчас полыхают поленья, от огня теплый сухой воздух, но помещение почему-то выглядит нежилым, хотя женщины щебечут и щебечут, щебечут и щебечут, что так нравится мужчинам, дуры. Пол из свежевыструганных досок, вся середина закрыта огромным ковром, вроде бы все уютно, тепло, но жизни нет. Может быть, потому, что нет детских голосов?
В дом часто заходили люди, весь нижний этаж, как поняла Блестка, в их власти, это даже не дом, как сказала она себе, а что-то вроде управления Долиной, если верить Ратше. Здесь собираются старейшины, договариваются, кто и что делает, чтобы не мешать другим, а чтоб вместе, отсюда идут указания, советы, разъяснения. И даже не всегда, как видно, этот Иггельд решает, чаще все делается без него, но как бы с его участием и с его воли.
Дверь хлопнула, вошел Иггельд, с ним еще двое немолодых мужчин, Блестка тут же тихонько отступила, выглядывала из-за угла. Он головы не поднял, прошел к очагу, протянул озябшие руки.
– Холодно, – донесся его раздраженный голос. – Не понимаю, почему? Вроде бы ближе к солнцу, а все холоднее и холоднее! И дышать нечем… Черныш так и вовсе… Апоница, почему?
Его спутник, немолодой, сгорбленный, с короткими седыми волосами, ответил ворчливо:
– Это мы теперь задаем тебе вопросы в надежде на мудрый ответ. Ты знаешь больше, Иггельд! Никто из нас не поднимался так высоко…
Иггельд повернулся спиной к огню, подвигал плечами. Лицо невеселое, поинтересовался безучастно:
– А что за знатные люди у тебя в доме? Я видел целую толпу.
Апоница вяло отмахнулся:
– Какая толпа… Только бер Кулмей и его дочь Петрона. А все остальные – слуги. Они ж не могут без слуг даже одеться!
– Да знаю, – донесся до Блестки голос Иггельда, в нем слышалось раздражение. – Этот Кулмей напросился ко мне на обед. Я отказать не смог, он захватил меня врасплох… Напористый такой мужик.
Апоница расхохотался.
– А ты проведи обед, как ты проводишь обычно! Либо в горах у костра, либо на летящем драконе, когда успеваешь запихнуть в пасть кусок хлеба.
Иггельд кисло улыбнулся.
– Хорошо бы… Но он придет с дочерью и двумя беричами. Я никогда не принимал дома знатных людей. Неловко, не умею, да и… честно говоря, совсем не хочется. И дочь у него больно уверенная, напористая. Я с такими теряюсь.
Апоница хотел ответить, но, поворачиваясь, нечаянно поднял голову и увидел, что Блестка прислушивается к разговору. Не подав виду, что заметил, ответил громко и почти серьезно, только в глазах плясали веселые искры:
– А ты посоветуйся с пленницей!… Она знатного рода, что-то подскажет.
Иггельд пожал плечами, тень пробежала по лицу.
– Вот ее-то надо держать под замком.
– Почему? Что, Петрона обратила на тебя внимание? А она в самом деле хороша… Эта копна рыжих волос, синие глаза, а фигура… Как увидела тебя, сразу начала расспрашивать, кто ты, что ты, как сюда попал… Ты прав, она девица весьма напористая. И умеет добиваться своего.
Иггельд отмахнулся, обнял Апоницу за плечи и увел в другие помещения.
* * *
Ее в самом деле заперли. Может быть, совсем не из-за пира, что давал хозяин в честь знатных гостей, но заперли. Заперли в тот самый момент, когда он там пьет и ест, развлекает этого самого бера и, мерзавец, его знатную дочку.
Она рухнула на узкую постель, слезы брызнули горячие, жгучие. Ну почему, почему она так сглупила? Зачем отпустила отряд Ральсвика?
Снизу, как ей казалось, доносились веселые голоса, песни, хотя это, конечно, в коридоре за дверью хохотали и дурачились проходящие воины. Пир тянулся нескончаемо, то и дело мимо двери кто-то проходил веселый, горластый. За окном потемнело, высыпали звезды, поднялась луна.
За дверью знакомо щелкнуло, Блестка торопливо соскочила с ложа и бросилась к окну. Так и стояла, глядя в ночь, пусть этот гад не увидит ее слез и распухший нос. Она не услышала знакомые шаги, узнает их из тысячи, насторожилась, но, прежде чем начала поворачиваться, от двери раздался приятный женский голос:
– А, вот где он тебя держит…
Блестка резко обернулась. Через порог шагнула среднего роста молодая девушка, она выглядела дивным цветком с огромной копной рыжих волос и в светло-зеленом платье. Лицо было изысканным, тонким, в ушах поблескивали крупные золотые серьги с драгоценными камнями. Грудь украшали три ряда дорогого жемчуга, а когда подняла руку, поправляя волосы, на запястье зазвенели толстые браслеты из серебра и золота. Все пальцы оказались унизаны кольцами.
Она сделала пару шагов, остановилась на середине комнаты. Блестка холодно молчала.
– Меня зовут Петрона, – назвалась гостья. – Мне нет дела, что Иггельд занимался с тобой любовными утехами в степи, но я не собираюсь терпеть это здесь.
Блестка отрезала враждебно:
– И как ты собираешься нас остановить?
Петрона на миг смутилась, словно рассчитывала, что пленница будет все отрицать, оправдываться. На красивом холеном лице проступили красные пятна, голос стал суше, в нем появились визгливые нотки:
– Я просто прикажу тебя заковать в цепи!..
– Да? – спросила Блестка. – Каким образом?
Петрона выкрикнула:
– Сейчас мой отец договаривается с Иггельдом о нашем браке!.. Я буду здесь полной хозяйкой! И ты будешь у меня ползать, пить воду, которой я мою ноги…
Жар ударил в лицо Блестки, сердце застучало чаще, она ощутила молнию, пронизавшую все тело от головы до пят. Не помня себя, оказалась возле этой красавицы, ухватила, вынесла в коридор и швырнула, отчаянно визжащую, вниз по лестнице.
Почти сразу послышался топот ног, грубые мужские пальцы больно ухватили за плечи, до хруста костей заломили за спину руки. Она не противилась, как ей казалось, только в самом начале рванулась, услышала даже хруст костей, ее тут же затащили обратно, крепко связали по рукам и ногам, бросили на ложе. Она с трудом отвернулась к стене. В груди закипало рыдание, едкие слезы жгли глаза.
Вскоре хлопнула дверь, послышались тяжелые шаги. Иггельд остановился, раздраженный, голос прозвучал над головой:
– Ты что натворила?
Она не ответила, даже не двигалась. Его пальцы грубо ухватили ее за плечо, она ответила четко и внятно, не поворачиваясь:
– Катись к Ящеру.
Он рванул ее с такой силой, что она скатилась на пол. Туго связанная, лежала и смотрела на него ненавидящими глазами. Он выругался, подхватил ее, как тряпичную куклу, швырнул обратно на ложе. От удара у нее вылетело со всхлипом дыхание, больно прикусила щеку, уже злее повторила:
– Катись к Ящеру, пьяный ублюдок!
Он яростно сопел и почти хрипел, кулаки сжимались, прожигал ее взглядом. Она снова отвернулась, с трудом двигаясь всем телом, за спиной дыхание стало громче. Она уже ждала, что набросится на нее с кулаками, но, судя по шагам, отступил, крикнул уже от двери:
– Зверь! Женщина-зверь!.. А зверей надо в цепи!
Она слышала, как он повернулся на месте, под подошвами скрипнуло, прогремели шаги, гулко хлопнула дверь. С силой лязгнул засов, словно по нему ударили молотом. И снова прогремели шаги, уже удаляясь. Она лежала, дрожа с головы до ног, перед глазами полыхало его взбешенное лицо, горела ярость в глазах.
Вином, вспомнила она с трудом, не пахло, хотя у них там явно пир. Даже сейчас слышны веселые песни. Нет, уже не песни, это крики…
* * *
Иггельд как ошпаренный выскочил из дома и почти бегом понесся к дальним прокопченным избушкам, оттуда день и ночь доносятся удары молотов и молотков. Там выплавляют из руды железо, кузнецы превращают его в булат, оружейники куют мечи, доспехи, а также выделывают из металла все, что требуется быстро растущему городу.
Он люто ненавидел артан. Они несут в себе то, что ненавидел вообще: нежелание работать, созидать, учиться, совершенствоваться в чем-то еще, помимо скачки на горячем коне и владения топором. Он вынужден овладеть этим и всякий раз приходил в бешенство, что приходится по настоянию Ратши упражняться с мечом, когда в мире столько увлекательных занятий, столько непрочитанных книг!
Эта женщина – артанка. Прежде всего артанка. Лишь потом женщина. Он сам видел, как дерутся артане, а их женщины мужчинам не уступают, и, сказать по правде, он предпочел бы всегда сражаться только с мужчинами. Все-таки женщинам – женское, он страшился, что не сможет поднять меч против разъяренной артанки на горячем коне. Эта пленница – типичная артанка. Гордая, непокорная, своевольная, злая. Конечно, с неволей не примирится ни на миг, потому связанные руки – это временная мера, для нее нужно что-нибудь понадежнее.
Хабар, старший кузнец, вышел хватить свежего воздуха, лицо красное, словно сам только что вытащил голову из горна, по лбу и щекам бегут крупные мутные струйки, рубаха на плечах промокла, кожаный передник на груди в рыжих прожженных пятнах.
– Торопимся? – спросил он понимающим голосом. – Че так запыхался?.. Меч надо новый?.. А то, смотри, я могу и кольца для невесты сковать… Да, слышал уже, слышал!
Он захохотал, обширный живот величаво колыхнулся.
Иггельд отмахнулся раздраженно:
– Что слышал?
– Да так, – сказал Хабар лукаво, – всякое-разное. Красотку привез? Привез. Кольца нужны? Ты ж парень сурьезный…
– Какие к черту кольца!.. – отрубил Иггельд зло. – Мне нужны обыкновенные оковы.
Хабар удивился:
– На молодого дракона? Так ему лучше ошейник да длинную цепь покрепче… да и то – зачем? С твоей легкой руки все молодняк вынянчивают лаской да лакомствами.
– Появился такой дракон, – ответил он зло, – что никакой лаской… Сделай ручные оковы… и ножные. До завтра сможешь?
Хабар почесал в затылке, взглянул на небо.
– Заказ простой… В свое время много делал, невольников на продажу в Вантит сотнями увозили. Все знакомо. Не хотелось бы снова этим заниматься…
Он вздохнул, Иггельд сказал торопливо:
– А больше и не придется. Это особый случай. Сделай, хорошо?
* * *
В обед он шел с Ратшей к дому, навстречу попался Оследнюк, подмастерье Хабара, Иггельд подозвал его, наказал:
– Я там заказал цепи, на которых держат необученных драконов, знаешь?.. Вот-вот, сбегай взгляни. Если готовы, то неси ко мне в дом. Еще там должны быть железные оковы.
Оследнюк кивнул, широко улыбнулся и побежал обратно, счастливый, что может услужить самому Иггельду. Ратша вскинул брови, лицо Иггельда оставалось сумрачным, морщился, отводил взгляд, Ратша поинтересовался:
– Ты собираешься держать дракона в доме?
– Да, – ответил Иггельд хмуро.
– Ух ты, – протянул Ратша. – А почему бы не в пещерах с остальными?
Иггельд покачал головой.
– Мне те еще понадобятся.
Ратша поцокал языком.
– Настолько этот новый дракон лют?
– И силен, – подтвердил Иггельд. – Давай не прикидывайся, что не знаешь, о ком я… У благородной Петроны сломана рука, лицо в кровоподтеках!
Ратша буркнул:
– А какого черта поперлась шарить в твоем доме? Без хозяина!.. Если комната заперта на два засова, любому понятно – входить нельзя.
Иггельд поморщился.
– Все равно это не снимает с нее вины! Она не смела поднимать руку на высокородную дочь бера.
Ратша пристально посмотрел ему в глаза. Иггельд ощутил неловкость. Ратша покачал головой, на лице промелькнуло непонятное выражение.
– Что-то не так? – спросил Иггельд сварливо.
– Да нет, все так. Конечно же, что наши простые жизни рядом с жизнью высокородных? Проще всех в Долине умертвить, чем высокородному сломать ноготь. Разве что артане на эту разницу плюют… да еще я, дурак, ушел сюда, когда в Городе Драконов появились свои высокородные… тьфу!..
Он остановился, посмотрел в сторону пещер.
– Ты куда? – спросил Иггельд.
– Да надо навестить Чудина, – ответил Ратша суховато. Он избегал смотреть Иггельду в глаза. – Что-то у него дракон начинает шалить… Поговорим в другой раз.
Он ушел, но даже его прямая спина с разнесенными далеко в стороны плечами выражала неодобрение. Иггельд стиснул челюсти. Все умные, когда со стороны, но посмотрел бы, как бы они завертелись в его шкуре! Конечно, он сглупил, когда заговорил только об этой Петроне, ведь артанка сломала, как лучинку, руку Завиду, выбила локтем зубы Сбыславу и одним ударом ноги размозжила колено Худышу, это на Ратшу подействовало бы сильнее!
* * *
Блестка из своей комнаты услышала шум и гам, крики, шум, даже грохот. Ее комната заперта, зато веревки сняли. Через окно видно, что Черныш, соскучившись и уже наигравшись с драконами в пещерах, примчался к людям, опрокинул по дороге телегу, напугал коней и теперь заглядывает во все окна, стараясь отыскать любимого родителя. Горячее дыхание заставляло трепетать шторы, выдувало пепел из очагов.
Блестка сперва отшатнулась, громадный зверь стоял на задних лапах и, вытянув шею, смотрел в ее окно. В его глазах столько надежды и любопытства, что она подошла ближе, сказала ласково:
– Не пускают тебя сюда?.. А меня не выпускают… Мы оба с тобой печальные, да?
Осмелев, она взялась обеими руками за прутья. Из пасти дракона выметнулось красное пламя, ожгло ее пальцы, так показалось в первый миг, но это всего лишь влажный горячий язык. Дракон прижался к решетке широким, как у коровы, носом.
Она засмеялась своему испугу, сказала ласково:
– Мы бы с тобой побегали наперегонки… Когда-то, наверное, мы все были одним человеком. Или вообще не человеком, а… А потом стали разными, кто куяв, кто артанин, а кто-то дракон…
Дракон снова лизнул ей пальцы. Она прижала лицо к решетке, поцеловала его в теплый, даже горячий нос. Дракон весело хрюкнул, но в выпуклых глазах был вопрос и приглашение выйти и побегать вместе. Он даже попытался прижать голову ухом к решетке, чтобы Блестка поскребла пальчиком, но не успела она просунуть руку, как он насторожился, отпрыгнул, упал на все четыре и бросился к входным дверям.
Двери распахнулись, на площадь вышел Иггельд. Черныш ринулся к нему сломя голову. Иггельд поспешно прижался к стене. Черныш упер обе лапы справа и слева, чтобы не убежал, и самозабвенно шоркал языком, стараясь попасть в лицо любимому папочке.
– Хватит, хватит! – заорал Иггельд. – Я тебя тоже люблю… жаба с крыльями, как про тебя здесь говорят! Ты прав, пора нам посмотреть, что там внизу на просторах Куявии. Но сперва я должен сделать одну вещь… А потом полетим, обещаю.
Блестка видела, как он отпихнул лапу дракона, что все еще загораживала ему дорогу, сбежал со ступеней, а Черныш вприпрыжку понесся следом, смешно подбрасывая толстый зад и стараясь сделать прыжки покороче, чтобы не сбить папочку с ног.
Иггельд словно чувствовал ее взгляд, внутри все сжалось, но даже когда его дом остался далеко, а выступ скалы скрыл его вовсе, чувство вины оставалось, он злился и, когда добрался до кузницы, постучал громко и нетерпеливо.
Хабар вышел на стук, еще более красный, почти багровый. От него пахло огнем и дымом, пот катился струями, даже ухитрился промочить кожаный передник. Хабар на ходу вытирал тряпкой лоб, на Иггельда посмотрел непонимающе.
– Я заказывал, – напомнил Иггельд нетерпеливо.
Хабар хлопнул себя ладонью по лбу.
– Ах да, оковы… Прибегал мой подмастерье, но тогда не были готовы. Изготовил, как не изготовить, если велел Иггельд. Для другого бы ни в жисть, работа пакостная. Не люблю.
Он свистнул, в приоткрытую дверь высунул голову Оследнюк, Хабар буркнул насчет оков, тот вынес, вручил Иггельду. Хабар смотрел внимательно, глаза кузнеца стали темными, непроницаемыми. Иггельд буркнул «спасибо» и потащился обратно. Черныш скакал рядом, забегал вперед и садился на дороге, игриво скребя землю шипастым хвостом, смотрел преданно и умолял поиграть.
– Скоро, – пообещал Иггельд. – Сейчас забегу по дороге домой, а потом сразу и полетим!
Блестка повернулась на стук двери. Иггельд вошел деревянными шагами, она увидела быстрый взмах руки. Звякнуло еще в воздухе, на стол со стуком упали толстые железные браслеты, скрепленные железной цепью. Иггельд смотрел на нее из-под насупленных бровей с открытой враждебностью.
– Это тебе, – сказал он и добавил со злой насмешкой: – Я слышал, артанские женщины носят ножные браслеты?
Она смотрела в его лицо холодно, но череп разогрелся от быстрых мыслей. С этим человеком она не справится, слишком силен. Оружия в этой комнате нет, что за мужчина, у нее дома на стене целый арсенал, а у этого только два стола с книгами, урод. Если броситься к дверям, то можно бы успеть выскочить в коридор, там стража, она легко обезоружит одного-двух, завладеет оружием…
Иггельд быстро сдвинулся, перегораживая дорогу. Она стиснула челюсти, еще отец говорил, что у нее все написано на лице.
– Зачем? – спросила она. – Если надеешься запросить за меня выкуп, то мне проще сидеть здесь и ждать.
Он засмеялся.
– Артанка может сидеть и ждать?
– Я не стану надевать кандалы, – ответила она.
– Не в твоем положении спорить, – сказал он с угрозой. – Или думаешь, что у нас недостаточно мужчин, чтобы надеть силой?
К его удивлению, она ответила почти небрежно:
– Так и надевай силой. Это другое дело.
Он нахмурился: дурак, забыл, что артане думают совсем не так, как люди. Как будто не все равно, подчинится ли силе или же придется в самом деле совершить насилие, чтобы принудить надеть кандалы. Даже не принудить, а самому надеть.
Сцепив челюсти, он опустился перед ней на колени и, разведя сильными пальцами стальные половинки кольца, быстро защелкнул на правой лодыжке. Он чувствовал, как ее руки поднялись для удара, задержал дыхание, запоздало ощутив, насколько сглупил. Она, сцепив пальцы в двойной кулак, сейчас ударит в темя… и хорошо, если он только потеряет сознание. С ее силой вообще можно расколоть череп, ударив в слабое место.
Пальцы похолодели, никак не мог застегнуть на левой, вскакивать теперь поздно, а если она не ударит, то будет выглядеть совсем глупо, не по-мужски. Краем глаза заметил ее тень на стене, поднятые сдвоенные кулаки. Он сцепил зубы и приготовился если не метнуться в сторону, стоя на коленях, это сделать непросто, то хотя бы дернуть головой, чтобы удар пришелся в то место, где кости прочнее…
Защелка наконец встала на место. Он торопливо поднялся, перевел дыхание, пленница сделала вид, что поправляет волосы, смотрела на него пристально. В темных глазах мелькнула насмешка, но вместе с нею проскользнуло и другое выражение, которое он истолковать не смог.
– Это для твоего же блага, – сказал он неуклюже, словно оправдывался. – Зато теперь можешь выходить из комнаты. Дом, правда, покидать нельзя… но зато по дому, гм… Кстати, Пребрана укажет тебе, что делать по дому. У нас здесь все работают!
Она отрезала:
– Я пленница. Разве пленных заставляют работать?
– Заставляют, – ответил он. – Мне плевать, как там у вас в Артании! Или даже в Куявии. Но здесь, в моей Долине, работают все. У нас здесь жизнь тяжелая, бездельников не терпят.
* * *
