Юрий Никитин «Троецарствие»
Серия «Троецарствие»
Часть вторая
Часть третья
Куявия
Очаровательным женщинам: Татьяне, Лиске, Anais, Pearl, Karele, Нечто Рыжей, Суламифи, Ruth, Сударушке, Инне Tiggi, Mar – чье присутствие смягчает суровые правы буйной Корчмы http://nikitin. wm.ru/ – с любовью и нежностью!
Часть вторая
Часть вторая
Глава 27
Никто не желал своим зла, но слова Придона распространялись через слышавших его на стене сперва по семьям, потом по соседям. Вскоре Долина судачила о страшной мощи артан, что захватили всю Куявию, но вот им готовы оставить и драконов, и все имущество, им нужно только, чтобы признали власть артан, назвали Придона правителем Куявии.
Многие, поддавшись магической силе слов, вздохнули и сказали, что в самом деле обороняться дальше бессмысленно. Зачем дразнить артан, ведь в Долине нет своих полей, рано или поздно припасы кончатся. А на драконах не навозиться, особенно если будут гибнуть, как уже сгинуло столько защитников. А эти дикари с топорами не отступятся, им очень важно овладеть последним клочком куявской земли.
Иггельд слушал внимательно. Князь Цвигун то и дело сообщал о брожениях в народе, наконец Иггельд приказал в охрану стены включить не только самых лучших стрелков, но и самых верных на которых мог положиться целиком и полностью. Народ все-таки устал, после бурного веселья, ликования, празднования победы по случаю удачной вылазки то ли наступило похмелье, го ли навалилась усталость, но когда артане установили гигантские катапульты и начали бросать через стену камни, Иггельд своими ушами слышал за спиной разговоры, что вообще-то можно бы выслушать артан, поторговаться, договориться, условиться, ведь куявы как раз сильны в торге…
Сегодня он заснул почти под утро, и сразу же, как показалось, крепкая мужская рука опустилась на его плечо. В кратчайший миг он оказался с мечом в руке по ту сторону ложа. Взгляд, в котором не осталось ни капли сна, холоден и жесток.
Северин с изумлением покачал головой.
– Я еще не видел, – сказал он уважительно, – чтобы двигались… так быстро. Там человек с той стороны. Говорит, что пробрался, минуя артан.
Иггельд спросил быстро:
– Где он?
– Внизу. Там уже собрались Цвигун, Апоница, Якун и другие.
– Пойдем. Не нравится мне это…
Внизу в зале в окружении десятка наиболее знатных долинцев стоял невысокий человек в звериных шкурах. Волосы падают на плечи, босой, подпоясан широким ремнем из толстой грубой кожи, ножны пустые. Иггельд окинул быстрым взглядом, отметил, что с такой толстой подошвой не страшны никакие острые камни, прям копыта, и вообще во всем жилистом теле ни капли жира, что выдает типичного горца.
Завидев Иггельда, чужак легко и без подобострастия поклонился. Иггельд спросил настороженно:
– Как прошел?
– Артан или вашу стражу? – спросил горец высоким голосом.
– И то, и другое.
Горец сдержанно усмехнулся.
– Не тревожься, князь. Никто другой не сможет. Даже среди моих братьев никто не прошел бы по тем стенам, где прошел я, а мы – лучшие скалолазы в этих горах! Меня зовут Меран, я младший из клана реличей. А пробрался с единственной целью… Нет, не разведывать. Вы не знаете, но слух о вашей стойкости прокатился по всей Куявии!.. Люди устыдились своего малодушия. Оказывается, им нужно лишь подать пример. До этого твердили, что поступают всего лишь так, как поступают все. Не сдадутся они, сдадутся другие, и тогда эти другие захапают все, что бросят победители…
Его слушали жадно, но Иггельд поинтересовался:
– Кто ты, Меран? Ты говоришь очень гладко, ровно. Ты не похож на дикого горца.
Меран отвел глаза в сторону.
– Кто я? Так ли это важно?.. Я ничего от вас не прошу, я пришел только дать. Мои новости укрепят ваш дух. Держитесь с той же стойкостью. Куявия просыпается, устыдившись малодушия и трусости. Артане еще не подозревают, что ходят по тонкому льду, а тот уже трещит у них под ногами. Куявия – бездна, что проглотит десяток таких войск!.. Надо только, чтобы лед тронулся. Вы это сделали… Уже по всей Куявии артане не рискуют оставаться в одиночку, ходить по одному. Им везде улыбаются, но артане не знают, кто держит в рукаве нож и, стоит отвернуться, вонзит в спину! Артане ездят уже только отрядами, но и это спасало их только первую пару недель. Теперь наши, собравшись в ватаги, нападают и на отряды. И, вы не поверите, бьют артан, бьют!
Цвигун усмехнулся, бросил:
– Почему не поверим? Мы их тоже не гладим.
– Вы герои, – возразил Меран серьезно, – но теперь, глядя на вас, начинают бить по всей Куявии и простые люди, простые… князья и беры. Держитесь!.. Теперь все с надеждой смотрят на вас.
Военачальники переглядывались, в глазах надежда и недоверие. Якун спросил страстно:
– Можно ли этому верить?
– Нужно, – бухнул Шварн.
– Это правда, – сказал Меран. – Вы зажгли этот огонь надежды. Во всех уголках Куявии узнали имя князя Иггельда…
Иггельд буркнул:
– Так уж сразу князя?
– Доблестного князя, – сказал Меран с жаром. – Благородного, отважного, мудрого… и все-все, что присобачивали только древним правителям, сейчас видят в вас, светлый князь!
Цвигун быстро взглянул на Мерана, на других, но никто не повел бровью на «светлый князь», так как «светлый» – это уже не просто князь или не простой князь, у светлого в подчинении с десяток князей, он не князь только своего племени, он князь объединения племен, это уже крупный правитель… По лицам других он видел, что все приняли этот титул как само собой разумеющееся, ведь только их Долина продолжает войну со всей Артанией, значит, их Долина сейчас – вся Куявия…
– Вы, – продолжал Меран, – единственная сейчас путеводная звезда и надежда Куявии! Уже не только беры и беричи собирают отряды против артан, простые поселяне ловят одиноких артан, и ни один не уходит из их рук живым!..
– Слава богам!
– Из Славии обещают прислать войско в помощь, но это тоже лишь благодаря вам – славы не стали бы помогать, если бы помогать было некому. А так пришлют в помощь не Тулею, а… всей Куявии, а Куявия, по их словам, жива до тех пор, пока сохраняется хоть одна крепость, не занятая артанами, если хоть где-то бьются против артан! Вы понимаете, насколько много зависит от вас?
Его слушали в потрясенном молчании. Беловолос плакал, слезы бежали ручьями по бледному лицу, он не смел их вытереть, чтобы не отвлечь внимание от разгорячившегося горца. Чудин раскраснелся, у него подозрительно блестели глаза, он шмыгал носом, складывал ладони на груди, а Апоница вообще хватался за сердце, то бледнел, то краснел.
– Мы выстоим, – начал князь Цвигун, – мы…
Страшный грохот прервал его слова. Весь дом содрогнулся, с потолка посыпалась пыль, мелкая каменная крошка. На улице раздались крики. Иггельд схватился за меч, выбежал на площадь. Из всех домов выскакивали полураздетые люди. Из-за далекой стены вырастали трепещущие дуги, со стороны артан летят огромные камни, многие – раскаленные в огне Еще в воздухе во все стороны разлетались желтые шипящие искры, камни казались невероятно огромными.
Раздался крик, мощный удар сотряс землю. Камень, пролетев почти до середины Долины, упал среди домов, раскололся, осколки разлетелись в стороны, с сухим стуком вонзаясь в оконные рамы, двери. Второй камень обрушился на крышу другого дома, проломил, исчез.
Мужчины, уже принимавшие участие в тушении прошлых пожаров, торопливо направляли людей за водой, других гнали на крыши. Камни поменьше, но горячие, падали на кровли, под ними сразу начинало дымиться. Если оставить так, вскоре вспыхнут огоньки, потому такие камни заливали водой как можно быстрее.
Артане, как понял Иггельд, что не могли согреться возле костров, начали обстрел из особо мощных катапульт сразу же, как только их собрали, а собирали даже ночью при свете факелов. Он огляделся, князья Цвигун и Северин уже деловито направляли потоки людей, Иствич увел часть в сторону ворот. Женщины с криками вытаскивали рухлядь, уносили в дальний конец Долины, мужчины хмуро гасили пожары. Земля содрогалась от ударов, в домах от сотрясения со стен срывались мисники, полки, вываливались оконные рамы.
– И это выдержим, – проговорил Апоница, бледный и решительный, – даже если все дома порушат! В пещерах будем жить! Ты как-то жил?
– И выжил, – ответил Иггельд. – Ладно, смотрите здесь, а я пока проведаю Малыша. Как он ночь сумел пережить без меня?
Пока шел к пещерам, в груди разрасталось чувство вины. До прибытия беженцев драконы бегали свободно по всей Долине. Сейчас не понимают, за что их наказывают, так как приказ жить только в дальней части Долины, где пещеры, а лучше вообще все время сидеть в пещерах, воспринимают как наказание, и так стыдно смотреть в чистые невинные и ничего не понимающие глаза, когда большой и сильный зверь униженно заглядывает тебе в лицо, виновато скребет землю хвостом и спрашивает: ну когда ты меня простишь? Ну когда ты перестанешь сердиться?
С Малышом вообще сплошной щем в груди, тут и неприязнь к нему за то, что Черныш погиб, а Малыш занимает его место, и любовь несмотря ни на что, потому что Малыш – вылитый Черныш, весь в него, все повадки, привычки и ужимки, и тоже забегает вперед и просит: ну прикажи мне что-нибудь, ну дай мне показать, какой я послушный, как я тебя люблю и слушаюсь!
Малыш, как и Черныш, чуял его приближение издали, выбежал, завизжал тонким поросячьим голосом, зазвенело в ушах, а со скал покатились мелкие камешки. Закованные в панцирь бока гудели под ударами огромного хвоста. Иггельд закрылся руками, выдержал натиск с ритуальным облизыванием, заверил, что любит, правда, любит, наконец Малыш плюхнулся на пузо, Иггельд взбежал на загривок, но и там Малыш чуть не вывернул шею, пытаясь дотянуться и лизнуть замечательного папочку, у которого сидел когда-то на коленях и даже ползал по нему, как по дереву.
– Летим, – сказал Иггельд. – Да, как обычно, на склад..
Да, конечно, ответил Малыш взглядом, раскрытой пастью, вилянием хвоста, приседанием, прыжками. Вес как скажешь! Хоть в пламя, хоть в воду – только скажи.
Иггельд вздохнул, сердце щемило от жалости. Оставшийся без хозяина, исхудавший, Малыш так отчаянно старался понравиться Иггельду, с такой надеждой заглядывал в глаза, что наворачивались слезы, а в груди жгло, словно туда высыпали горсть углей.
– Люблю я тебя, – шепнул Иггельд, в глазах защипало, все расплылось, по щекам побежали горячие слезы – Мы оба теперь одиноки… Ты и я – сироты. Люблю я тебя, Малыш, люблю…
* * *
Лагерь артан облетели по дуге, Аснерд держит сыновей с луками в руках в первых рядах. Они и спят там, а возле них всегда в готовности будители с пучками стрел А когда-то надеялся, что сможет летать над артанскими войсками и сверху прицельно выбивать военачальников, нагоняя на остальных тоску и страх их бессилием…
Горы уходили вниз, среди привычных вершин и плоскогорий одно пятно сразу кольнуло глаз неправильностью. Иггельд задержал дыхание, в который раз это видит, а все не может привыкнуть: пепелище на месте домов в Городе Драконов и горы щебня на том месте, где раньше были котлованы с драконами! Какую же надо иметь ярость, чтобы не только убить всех драконов, но и засыпать гигантские ямы, навалить камня, побросать сверху трупы последних жителей!
Малыш услышал вздох сверху и тоже вздохнул, тяжело и горестно. Иггельд невольно усмехнулся: у тебя-то, зверюшка, какие горести – ешь, спи да играй с другими драконами. Повезет – так и с людьми.
– Ниже, – проговорил он, – еще чуть…
Малыш торопливо снизился, так спешил выполнить желание, что вообще перестал махать крыльями, они просто провалились ближе к острым вершинам, пока Иггельд не сказал быстро:
– Все, хватит. Все понятно… Давай вон туда, там есть небольшая площадка, ты сядешь, ты же у меня умный…
Конечно-конечно, чуть не заорал Малыш, но движениями гибкого тела постарался показать, что он не просто умный, а очень умный и послушный, все делает сразу, повторять не надо, потому что очень любит и слушается…
– Да-да, – ответил Иггельд. – Я тебя тоже люблю…
Теперь он хорошо видел, как по узкой горной тропке поднимаются около двух десятков человек, сопровождают верхами три катапульты небывалого размера. Все едут конными. Никто из артан не смотрел на небо: рядом край обрыва, за которым бездна, колесо катапульты время от времени почти повисает над пустотой, вот-вот рухнет, увлекая за собой быков…
Иггельд пролетел чуть вперед, тропка то расширялась, то сужалась, но затем пошла настолько узенькая, что даже люди должны будут передвигаться только по одному, прижимаясь к стене, сбоку зияет страшная пропасть.
Он невольно ощутил уважение к артанам, ведь никто из них не лазил по таким горам, но сумели привести в долину десятитысячное войско! Правда, без катапульт, а сами катапульты придется разбирать и в этом месте перетаскивать по частям, иначе не доставить. А сейчас уже вечер, впереди несется исполинская тень, будто не на драконе, а вообще на огромной грозовой туче.
Малыш послушно опустился на каменную плиту, затих. По знаку Иггельда лег и даже закрыл глаза. Небо постепенно темнело, Иггельд осторожно выглянул из-за каменного гребня, снизу доносятся скрип, сдавленные голоса, артане уже сами подталкивают тяжелые телеги с частями катапульт, две тянут неразобранными, непонятно, как надеются пройти самое узкое место над пропастью, где даже человек идет, прижимаясь к стене…
Артане, похоже, здесь уже ходили. На единственную удобную для ночевки площадку они дотащились в тот миг, когда солнце исчезло за вершинами гор, тени стали угольно-черными, а в небе начали проступать первые звезды. Иггельд внимательно наблюдал, как разожгли костер, выпрягли волов, вытирали потные бока, кормили, коням подвязали мешки с овсом к мордам повыше, закрывая глаза, чтобы не видели близкую пропасть.
Катапульты гуськом замерли дальше, иначе пришлось бы на узких уступах заночевать людям. Иггельд долго выжидал, пока артане наконец расселись у единственного костра. Сидеть пришлось в два ряда, хвороста в обрез, вместе с дымом поднимался аромат жареного мяса. Иггельд шепотом велел Малышу не двигаться, пока не позовет, начал потихоньку спускаться по веревке.
Снизу от костра донеслись голоса:
– Ты уверен, что это пролетел дракон?
– А кто же еще?
– Да вроде драконы по ночам не летают…
– Не летают, – согласился раздраженный голос, – но ты же слышал, как пахнуло!.. А куры точно не летают. Да и нет таких огромных кур…
– Постой, – сказал кто-то встревожено, – а что, если дракон там наверху сидит?
Другой голос, уверенный и сильный, пробасил лениво:
– С какой стати? Если видит в темноте, то полетит домой.
– А если не видит? Кое-как дотянул до этой горы, сел, а утром полетит дальше.
– А что будет делать сейчас?
– Он или мы?
– Он…
– Что и мы – спать. Дурак он, что ли? Это в моем отряде не все умные…
Иггельд завис над их головами. Едва слышно сказал одними губами: Малыш, жги катапульты! Жги. Сердце стучало часто и сильно. Он задержал дыхание, оттолкнулся и разжал пальцы. Доспехи затрудняли движения, он едва не упал под тяжестью железа, но обнаженный меч мгновенно оказался в его руках.
Артане застыли ошарашенные. Иггельд крикнул звонким страшным голосом:
– Да, здесь заснете! Навсегда.
Они только успели рассмотреть, как чужак метнулся в их сторону, похожий на сверкающую скалу из железа. Меч в его руках, казалось, исчез, только блистающая в багровом свете костра полоса окружила сверкающим облаком. Первые удары прозвучали, как будто хозяйка часто-часто двигала ножом, нарезая морковку, затем лезвие меча начали встречать топоры, зазвенел металл.
Иггельд рубил как можно быстрее, здесь уже не узкая горная тропка, в подтверждение его страхов в спину сильно ударило, затем еще два удара по плечу, он переступал через трупы, ломился вперед, увлекая за собой артан, те уже опомнились, поняли, что перед ними один-единственный куяв, окружили с топорами в руках, и он сражался яростно и уже без всякого страха, принимал десятки ударов, рубил и крушил в ответ. После каждого его удара артанин либо падал, либо, шатаясь, отступал из схватки, роняя топор. Зато доспехи пока еще держали, хотя тело вскрикивало, стонало.
В десятке шагов выше по тропе вспыхнул огонь. Пламя взметнулось разом, мощное и яркое, одним толчком. Иггельд увидел за спинами артан хищные силуэты катапульт. Артане начали оглядываться, он двумя ударами сразил двух, остался один, молодой, с широко распахнутыми глазами, в которых возник страх, дикий, панический, не свойственный артанину перед Другим человеком.
Иггельд быстро оглянулся. Малыш вытянул лапы и грациозно, просто как бабочка, сел на край площадки. За ним бездна, куда он с удовольствием опустил крылья. В глазах отражалось багровое пламя, пасть полураспахнута, длинный красный язык высунулся до земли и часто-часто вздрагивает, артанин с ужасом смотрел на сахарно-белые зубы размером с ножи.
– Ну что? – спросил Иггельд.
Малыш с усилием наклонил голову к земле, напрягся, по горлу прокатилось утолщение, и потрясенный артанин услышал в мощном выдохе слово:
– Ссссжжжег…
– Молодец, – похвалил Иггельд. Он отступил, держа взглядом трепещущего артанина, вытер лезвие меча о ближайший труп, Малыш с интересом наблюдал за последним живым врагом его хозяина и лучшего на свете друга. Иггельд взобрался по его лапе на загривок, похлопал по шее:
– Уходим отсюда.
Малыш показал взглядом на застывшего артанина. Иггельд отмахнулся:
– Спасти катапульты уже не сможет. А когда вернется, с него живого шкуру снимут.
Дракон квакнул довольно, крылья поднялись вверх. На площадке взметнулся ветер, когда эти плотные паруса из кожи с силой ударили по воздуху. Дракона подбросило в воздух. Артанин, еще не веря в случившееся, провожал их взглядом выпученных глаз. Чудовище с человеком на спине исчезли во мраке ночи, а далеко на узкой тропке с вялым треском рассыпалась на багровые угли одна из катапульт. Две еще в жарком огне, артанин бросился к ним и остановился перед стеной жара. Даже если как-то загасить прямо сейчас, изгрызенные огнем головешки переломятся под тяжестью простого булыжника.
Малыш шел через ночь уверенно, мощно, крылья взмахивали не часто, но посылали тело сильными толчками. Иггельд надвинул капюшон на глаза, съежился в плаще, сунул озябшие ладони под мышки. Чтобы не сорвало порывами ветра, уперся ногами в роговые выступы, хотя, конечно, широкие ремни держат крепко, но как-то чувствуешь себя лучше, когда и ногами вот так, чтоб подошвами. Пока тепло, за время боя разогрелся так, что до сих пор жар в груди.
Он перебирал в голове моменты схватки, но все мелькало: сверкающие топоры, испуганные лица с непонимающими глазами, блеск меча и ощущение недоброй тяжести в руке. Когда ж привыкну убивать людей, это же не первые убитые, у артан как-то проще, радуются, не мучаются потом, а у него тяжесть в груди и даже в животе.
Дракон поднялся выше, на востоке наметился рассвет. Хоть и не верит в разные пророчества и предзнаменования, но все равно это знак, добрый знак. Он увидел рассвет раньше других, рассвет над Куявией…
Малыш несколько раз поворачивал голову, в чистых детских глазах удивление и вопрос: а куды теперь? Или я. лечу правильно?
Можно возвращаться, мелькнула мысль, он спас крепость от этих новых катапульт. Можно даже, на будущее, снова сделать там, наверху, навес с камнями. А то и вовсе высадить одного человека, чтобы свалил подходящую глыбу вниз на тропу. Здесь она все время поднимается вверх, и хороший камень пронесется, как злой кабан, оставляя за собой щепки от катапульт и кровавые пятна от сопровождающих.
Все можно, но можно сделать больше, больше, на самом деле больше. Малыш растопырил крылья, парил, счастливый, что может оставаться вот так подолгу с обожаемым хозяином, наконец Иггельд крикнул:
– Давай прямо! . Нет, чуть левее!.. Вниз, на равнину.
На равнину, добавил про себя, захваченную артанами. Если народ волнуется, стыдится своей участи, своей покорности и трусости, то надо показать, что не все покорились. Надо просто показать.
* * *
Яська каждое утро поднимала Скулана на рассвете, выволакивала из пещеры и взлетала по ветру, чего Скулан очень не любил. Но если против ветра да еще невзначай пролететь чуть дальше, не успеть свернуть до стены, то можно поймать смертоносную стрелу одного из двух героев, что сбивают драконов так же просто, как другие сбивают летящих низко гусей.
Антланец построил еще один склад, еще ближе к Долине, так что можно за день четырежды, а то и пять раз отвезти муку и другие продукты. На складе каждый день придумывали новые постромки, по-другому навязывали мешки, чтобы втащить на дракона сразу же, ведь даже от скорости погрузки может зависеть судьба защитников. Антланец прислал самых храбрых, они уже на второй день перестали шарахаться от дракона, сами таскали тяжелые мешки и закрепляли на спине крылатого чудовища. Они же придумали целое сооружение из веревок, усовершенствовали, на пятый день дракон просто опускался на брюхо, подлезал снизу, а потом стоило лишь встать, как вся сбруя оказывалась па нем, мешки свисают по обе стороны, а широкие ремни насажены кольцами точно на шипы гребня.
Но всякий раз она делала небольшой крюк, рисковала, подлетая к долине, где расположились артане, с востока. Там высокая гора, старая, но гордая, с блестящей вершинкой, в расщелинах, уступах, выступах и карнизах, точно такая же и на другой стороне. К ней примыкает стена, перегораживающая горловину Долины Иггельда, на ней всегда стрелки из лука, просто воины, готовые метать камни с высоты, но на горе, что на стороне артан, пусто, пусто, пусто…
И сегодня тоже пусто. В груди сжалось, она уже толкнула Скулана, чтобы ушел в сторону и полетел по широкой дуге, от артанского стана надо подальше, сейчас защищает только гора… как сердце радостно дернулась. Она не поняла, что увидела, но руки затрепыхались, как и сердечко, а чуткий Скулан тут же повернул, сделал круг в обратную сторону.
Человек исчез, скрытый камнями, дракон медленно опускался, растопыря крылья. Яська высмотрела крохотную ровную площадку, Скулан недовольно хрюкнул, но все-таки начал снижаться, в последний момент сложил крылья, дабы не сломать о стену, плюхнулся на все четыре лапы.
Яська соскочила с дракона и помчалась со всех ног, спотыкаясь, поскальзываясь, держа глазами камни, где видела человека. Камни расступились, она увидела, что незнакомец все так же держит лук на коленях, но не поднимает, смотрит, как мчится к нему, легкая и быстрая, как горная коза.
Запыхавшись, Яська едва не набежала с разбегу, сумела остановиться с трудом, спуск крутой, и как о стену ударилась о странное выражение его лица. Он смотрел без вражды, но и без узнавания, и только тогда воскликнула в ужасе:
– Ты… ты не Меривой!
Гигант чуть кивнул, глаз по-прежнему не сводил, будто кот за мышью, сказал сильным звучным голосом:
– Да, меня зовут Франк.
Она попыталась попятиться, но за спиной крутой подъем, а от этого гиганта не уйти, смертная тоска залила грудь, по глазам этого Франка поняла, что она смертельно побледнела, поникла.
– Ты… так похож…
– Да, – ответил он так же просто и звучно, – Меривой – мой брат. Нас даже отец путает. Мать нет, но отец путает. А ты, значит, Яська?
Она прошептала в испуге:
– Откуда ты знаешь?
Он пожал плечами.
– Я ведь брат, забыла?.. Он чуть сильнее меня, но я подогадливее. Не бойся, ты мой враг, но я не подниму руку на женщину, которой бредит мой брат.
Яська задохнулась, прижала руки к груди, ее испуганные глаза сразу заблестели, засияли, как звезды, заблистали, вся осветилась изнутри, словно в ней вспыхнуло крохотное солнце.
– Он обо мне… вспоминал?
Франк фыркнул, на его лице боролись неприязнь и некоторое удовлетворение, что его брат так ценим. Все-таки не простая девка, а повелительница драконов! Женщина-воин, о такой только мечтать можно. В Артании все мужчины с ума сойдут от зависти, когда его брат… если его брат…
В голове смешалось, вообще не мог мыслить большими кусками, мысли воина должны быть короткими и резкими, как удар артанского топора.
– Он бредит тобой, – буркнул он. – Сумасшедший.
Она сказала прерывисто:
– Это я, я сумасшедшая! Зачем говорили о нашем будущем, ну зачем?
– Не знаю, – ответил Франк. – Сейчас война, женщина-воин. Вы не можете говорить о будущем! Или говорить можете, но…
Он запнулся, опять получалось слишком долго и сложно. Яська сказала поникшим голосом:
– Да, я знаю.
Франк поднялся, он возвышался над нею больше чем на голову, ее макушка доставала ему только до середины груди. Она отступила, устрашенная его нечеловеческой мощью, от которой сразу повеяло угрозой.
– Возвращайся, – сказал Франк мрачно. – Мои стрелы сбивают драконов, как другие сбивают в небе уток. Я узнал тебя, потому мои стрелы в туле. Но в следующий раз уйдут в цель. Мои стрелы не знают промаха. Сейчас война!
– Война… – прошептала Яська, – война…
Франк сделал несколько шагов вниз, повернулся, теперь он смотрел на нее снизу, сказал коротко, ей почудилось в его суровом голосе намек на участие:
– Любые войны когда-то кончаются.
* * *
Горы проплывали далеко внизу, Яська всматривалась, страстно желая, чтобы хоть на часок получить такое же острое зрение, какое было у ее Зайчика или хотя бы как у этого Скулана. Артане все в долине, их победное половодье остановлено Стеной Иггельда, так ее называют, сердце начинало биться чаще при упоминании имени брата, что стал сильным, красивым и, самое удивительное, вожаком, хотя в детстве всегда сторонился шумных ватаг.
Горы поднимались со всех сторон дикие, острые, она высматривала ровную площадку, но везде острые камни, а площадки не площадки вовсе, а россыпи острых глыб, дракон сломает лапы, изранится, а то и вовсе разобьется.
Крохотная фигура почти на пике возникла, казалось, прямо из сверкающего снега. В руках появился лоскут, затрепетал по ветру. Яська пугливо всматривалась, дракон по ее сигналу пошел кругами вниз, человеческая фигурка вырастала, сердце застучало пугающе громко.
– Перестань, – приказала себе Яська вслух. – Перестань, дура…
Дракон выровнял полет и пошел по кругу.
– Я не тебе, – сказала Яська сердито. – Это я – дура, а ты у меня умный. Но ты уж пожалей меня, дуру, опустись еще. Вдруг да…
Дракон сделал еще два круга, человек укрупнился, наконец она рассмотрела его запрокинутое к небу лицо, из груди вырвался ликующий вопль. Дракон как подстегнутый пошел вниз, и тут словно острая игла пронзила сердце: а если это снова Франк, он обещал второй раз не щадить. Это же он сбил ее Зайчика. Он и… Меривой, как он красиво стоит внизу и призывно машет плащом!
Дракон опустился ниже, Яська наконец рассмотрела узкую полоску, на которую нацелился Скулан. Меривой еще раз указал на нее, отпрыгнул в сторону. Дракон наполовину сложил крылья, иначе не протиснуться, выставил лапы, заранее откинулся назад, почти сел на зад, встречный ветер надул полуразвернутые паруса, и дракон остановился на краю пропасти.
Меривой бегом обогнул скалу, увидел их, лицо стало белым как мел.
– Я не думал, – крикнул он, – что так опасно!
– Ничего, – ответила она задорно, – если бы брякнулись, все равно бы вниз не упали!
Он бесстрашно приблизился, оказавшись почти рядом с мордой дракона, справа или слева не зайти: с одной стороны отвесная скала, с другой – пропасть. Яська быстро освободилась от ремней, соскользнула по гладкому боку, Меривой чуть отступил, она подбежала и остановилась в смущении.
Некоторое время оба смотрели друг на друга неотрывно, сказать надо друг другу так много, потом Меривой начал разводить руки в стороны, а Яська так же молча бросилась ему в объятия. И так, крепко-крепко сцепившись, стояли, как могучий дуб и тонкая рябинка, что выросла под его защитой, ветви переплелись, сердца стучат, как молоточки.
Яська закинула голову, его огромное лицо нависает сверху, сказала с торопливым стыдливым смешком:
– Мой дракон, наверное, решил, что я сошла с ума. Изо дня в день летаю, высматриваю…
Меривой сказал тихим громыхающим голосом:
– А я вообще рехнулся… Словно горный баран на эти вершины… или просто баран?.. а сам думал, ну чего станешь меня высматривать? С какой стати вообще вспомнишь?
– Дурак, – сказала она сердито.
– Дурак, – согласился он счастливым голосом.
– Еще какой…
Широкая надежная ладонь поддерживала ее спину, Яська откинулась чуть, выгнувшись тонким станом, так удобнее смотреть в его лицо, но зато непроизвольно прижалась бедрами. Их взгляды проникали друг в друга, как лучи полуденного солнца в темные комнаты.
За спиной жутко всхрапнуло, послышался треск, будто каменотесы отламывали большой кусок скалы. Ладонь Меривоя упала на рукоять топора, он молниеносно обернулся, загораживая Яську всем телом. Дракон, жутко изогнувшись, вывернул морду к небу и, едва держась над пропастью на трех лапах, с жутким треском свирепо скреб когтями под нижней челюстью.
– Чего это… оно? – спросил Меривой осевшим голосом.
– Съел что-нибудь, – ответила Яська. – Чесун несчастный… Не могу отучить!
Меривой понаблюдал, с каким остервенением дракон чешется, невольно повел плечами, у самого зачесалось между лопатками, перебросилось на бока, поясницу, возник зуд за ушами, в подмышках.
– Зачем отучать, – возразил он угрюмо, – если чешется…
– Так он же все равно не может!.. – объяснила она возмущенно. – Посмотри, какая там чешуя! Еще один дурень, ничего не понимает.
Меривою почудилось, что дракон, продолжая остервенело чесаться, посмотрел на него с надеждой. Чешуя идет внахлест, стальные когти скользят с чешуйки на чешуйку. Оставив Яську, Меривой подошел ближе. Дракон, что чешется, вот так комично выворачивая шею и закрывая глаза, не страшен, и Меривой, вытащив кинжал, поскреб узким лезвием снизу, запуская его под чешуйки.
Дракон вздрогнул, глаза расширились, замер, страшась спугнуть неожиданное счастье, осторожно скосил глаза на человека. Меривой поскреб еще, дракон вытянул шею, стараясь раздвинуть чешуйки, но природа все учла: шея дальше не растягивалась, а чешуйкам хватило размера, чтобы защищать нежную кожу.
Сзади Яська прошептала в восторге:
– Я даже не догадывалась, что так можно!
Меривой ответил гордо:
– А что такого? Дракон – тот же конь, только с крыльями. Если можно щеткой против шерсти, то можно и…
Дракон томно выгибался, Меривой скреб, слышался скрип металла по камню, дракон осторожно и деликатно, чтобы не напугать человека, лизнул его в обнаженное плечо. Яська сказала с шутливым негодованием:
– Предатель!
Меривой засмеялся, очень довольный:
– Он просто хитренький. Ну как после этого не почесать такого подлизу еще?
Яська прижалась боком, Меривой оставил дракона, обнял девушку. Дракон посмотрел на Яську с ревнивым укором. Она же счастливо смотрела на Меривоя снизу вверх, дракон своим чесаньем сломал какую-то крохотную стенку, отмел хвостом многие вопросы, и все, кроме них двоих, казалось далеким, как и весь мир, где-то очень внизу, а здесь только они втроем и звездное небо у их ног.
– Я нашел пещеру, – похвастался Меривой. Взглянул на Яську, поправился смущенно: – Не пещеру, а скорее щель… но если чего, вдвоем поместимся. В смысле – спрячемся. Дракон, конечно, не влезет, даже если пузо подберет… Его нельзя как-нибудь уменьшить?
Яська удивилась:
– Как?
– Не знаю, – сказал Меривой. – Я как-то видел дракона, что вишни воровал! Схватил одну ягоду всеми четырьмя лапами и прет ее, вовсю махая крыльями, едва не развязывая пупок…
– У них пупка нет, – объяснила Яська авторитетно. – Они же рождаются в яйцах. Беспупковые, не то что ты!
– A у тебя пупка разве нет?
– Ну…
– Покажи, не верю. Ты тоже, наверное, из яйца! Правда, из самого красивого…
Она отбивалась, он схватил ее на руки и понес в щель. Дракон зевнул, проводив их взглядом. Похоже, все-таки не дерутся, как обычно, а все-таки играют, что для людей совсем непривычно. Зато привычно, когда дерутся. Драться они могут всегда и подолгу. Звери так долго не дерутся, даже самые кровожадные А люди – да, могут.
Меривой нес ее бережно, прижимая к груди и то выставляя локти, то поворачиваясь к скальным выступам плечами, чтобы те не напали на его Яську.
– Я теперь не знаю, – вырвалось из его груди горькое, – зачем эта война… если такое между нами? Никакая война и никакие победы того не стоят!
– Артанин, – сказала она с нежным упреком. – Что у тебя за крайности?
– Мы такие, – ответил он горячо. – Если ликовать, то чтоб до небес наши песни, если горевать – мир чернеет и звери замертво, если любить – то богов корежит завистью!.. Когда скачем, ликуя или скорбя, то издали и не понять: ураган ли идет, сметая все живое, или же артанин несется, смеясь или горюя!
* * *
