👶 Перейти на сайт 🎥 Перейти на сайт 👀 Перейти на сайт ✔ Перейти на сайт 😎 Перейти на сайт

Юрий Никитин «Троецарствие» * Ютланд, брат Придона * Часть 4 - Глава 8

Юрий Никитин «Троецарствие»
Серия «Троецарствие»
Часть первая
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Часть вторая
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Часть третья
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Часть четвёртая
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Часть пятая
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Часть шестая
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
* * *

Ютланд, брат Придона

Предисловие

Этот роман завершает тетралогию «Троецарствие». Кто читал первые три, сразу поймет, что здесь и о чем. Однако у этого есть одна интересная составляющая, которой не было в трилогии. Особенно важная для тех, кто играл в «Троецарствие», играет или будет играть, адрес: http://nikitin. wm.ru/. В этом романе не только имена, локации и события идентичны игре, но даже все герои, главные, второстепенные и промелькнувшие, взяты из списка лучших из лучших бойцов, охотников и рыбаков.
То же самое с кланами, их гербами, описаниями подвигов.

* * *
Часть 4
Глава 8
Ютланд, едва скрылся за деревьями, пошел не к опушке, как обещал, а круто свернул и двинулся осторожным шагом вокруг их стоянки. Долго ничего не тревожило, начал успокаиваться, затем снова легкий запах и едва уловимый шелест, хуже того, нечто медленно придвигается к нему.
Он убрал за спину лук и взял дубинку, но держал ее не в готовности, смотрел в сторону, но ориентировался на слух, и когда это угрожающее приблизилось, резко пригнулся и с силой ткнул в нужную сторону палицей.
Послышался тупой стук, разом сдвинулись листья, словно на них обрушилось бревно. Ютланд тут же с силой ударил дважды. На земле трепыхается еще один древник, руки и ноги упираются в землю в попытке подняться, слышен надсадный скрип.
Ютланд свирепым ударом разбил голову, а затем и трухлявое туловище. Прислушался, вроде бы тихо, но на всякий случай пошел по расширяющейся спирали вокруг их костра.
Сдвинувшиеся листья он заметил на дальнем конце поляны моментально, но не подал виду, а начал смотреть вверх, взял в руки лук, наложил стрелу и оттянул тетиву, все еще продолжая выискивать взглядом невидимую птицу, а затем резко опустил лук и отпустил тетиву.
Донесся глухой удар, стрела на том конце поляны зависла в воздухе, затем третий древник возник из пустоты, упал, покатился со скрипучим визгом и все пытался выдернуть стрелу из ноги.
Ютланд подбежал и двумя мощными ударами разбил голову. Трухлявый пень разлетелся, словно комья сухой земли. Подобрав стрелу, он огляделся настороженно, везде тихо, даже птицы умолкли.
– Все равно не верю, – прошептал он едва слышно. Сердце часто колотится в предчувствии беды. – Что-то вас нацелило…
Он сделал еще два круга, за это время еще два новых древника пали под его дубиной. И уже когда решил вернуться к костру, ощутил в неподвижном после грозы воздухе нечто иное, чего не должно быть. Он, артанин, должен замечать малейшие изменения следов даже на камне, ничтожные движения воздуха, запахов, и потому сделал вид, что совсем успокоился, направился уже обратно, хоть и по дуге, сделал семь рассчитанных шагов, а затем резко, пригнувшись, ударил влево дубиной в пустоту.
Там охнуло, раздался болезненный вскрик, одновременно над его головой едва слышно шелестнуло, и на землю упала прядь его волос, срезанная незримым лезвием.
Он выпрямился, а на земле среди сухих листьев проявилась вмятина, повторяющая очертания спины человека и его раскинутых рук. Ютланд осторожно приблизился, дубинка наготове, однако незримая фигура лишь попыталась приподняться, но со стоном опустилась на землю.
Ютланд поднял дубину над головой.
– Вернись в свой настоящий вид.
Из пустоты прозвучало хриплое:
– Это… и есть… настоящий…
– Тогда стань видимым, – потребовал Ютланд. – Или сейчас убью.
Из пустоты донесся слабый прерывистый голос:
– Погоди…
Минуту спустя начали проявляться контуры человеческого тела, словно оно из воды, затем заблистала драгоценными камешками длиннополая одежда, наконец Ютланд увидел распростертого на земле человека с кровью на губах.
Маг с болезненной гримасой на лице держался обеими руками за грудь.
– Ты меня убил…
– Хорошо, – ответил Ютланд холодно.
– Но ты… не маг…
– Мне это помешало? – спросил Ютланд.
– Кто ты?
– Тот, кто убил, – отрезал Ютланд. – Ты же человек, как ты можешь быть с этими тварями? Это же ты их собрал здесь?
Человек закашлялся, изо рта хлынула кровь. Ютланд слышал, как скрипят кости сломанной грудной клетки, а сраженный болезненно кривился, превозмогая боль.
– Человек все может, – прошептал маг. – Когда он сам тварь, он тварее всех тварей… И все твари поклонятся ему и признают его вершиной всякой тварьности…
Он говорил все тише, Ютланд уже изготовился добить, но лицо мага покрылось смертельной бледностью, губы стали синими и бескровными, а дыхание прерывалось хрипами.
Внезапно его глаза расширились, он с ужасом всмотрелся в Ютланда.
– Я… вижу… кто ты… В тебе тьмы больше, чем…
Он дернулся, ноги вытянулись, заскребли по земле и застыли. Невидящие глаза слепо смотрели в пространство. Ютланд подумал, что в таких случаях вроде бы положено закрывать умершему глаза, но, с другой стороны, воронам так будет труднее их выклевывать.
Птицы уже щебечут и верещат в кустах, когда он неспешно вернулся к костру. Мелизенда почти высохла, во всяком случае, уже не ежится, встретила его прямым взглядом.
– Ну что?
– Ливень был коротким, – сообщил он. – Пока ты ухомякивала второго гуся, там вообще все подсохло. Будто дождя и не было.
– А град? – спросила она.
– Да сколько там того града…
– Ну и хорошо, – сказала она. – А второй гусь, к слову, вон лежит. Ты его даже не ощипывал.
– Да, – согласился он, – это предстоит тебе.
– Мечтай, – сказала она саркастически, – мечтай… Потом будет сниться, как принцесса тебе гуся щипала.
– А ты будешь в своем Вантите, – сказал он, – среди ночи вскакивать с диким воплем, когда приснимся все трое.
– Только бы в Вантит, – сказала она, – а там я вас забуду, как… ну ладно, буду тцарственно благосклонной и всепрощающей.
– Будешь, – согласился он, – если я не придушу по дороге.
Она спросила с интересом:
– А зачем я тебе придушенная? Награду не получишь.
– А я шкурку сниму, – пообещал он.
– И что?
– У тебя шкурка красивая, – объяснил он. – За нее много дадут. Больше, чем за лисью.
Она посмотрела с удивлением.
– В самом деле красивая?
– Красивая, – подтвердил он. – Ты же красивая? Вот и шкурка…
Она заколебалась с ответом, он смотрит в ее глаза без всякой ехидцы, как обычно она, но у нее это в порядке самозащиты, мама говорила, что от мужчин нужно всегда защищаться, но он вроде бы не нападает… по крайней мере сейчас.
– Хорошо, – сказала она, – но, может быть, поедем, пока я тебя сама не придушила?
Он улыбнулся, у него это бывает совсем редко, словно солнце проглянуло через постоянно темную грозовую тучу, и лицо его стало почти красивым.
Долина раскрылась за деревьями внезапно, словно Алац не выехал, а вылетел большой птицей. Мир еще свеж, хотя солнце перешло на западную часть неба, а тени от далеких скалистых гор заметно удлинились.
Дорога некоторое время шла вдоль реки, но та слишком уж петляла, и дорога, потеряв терпение, рассталась с нею и устремилась напрямик, делая совсем небольшие кокетливые повороты. Алац вообще не придерживался дорог, достаточно направления, редкие караваны появлялись в сторонке и быстро исчезали позади, так же таяли вдали небольшие селения, рощи…
Навстречу дул нехороший резкий ветер, а когда Алац прибавлял скорость, превращался в ураган. Ютланд наконец пересадил нежное сокровище себе за спину, выпрямился, чтобы служить ей щитом, а Алац освобожденно перешел в такой аллюр, что земля под его копытами слилась в сплошное серое одеяло.
Мелизенда пропищала довольно:
– Он у тебя не скачет, а летит!.. Уже больше половины пути позади!
Он кивнул.
– Да, скоро твой Вантит.
– Ой, скорей бы…
– Боишься, – сказал он одобрительно, – это хорошо. Женщина должна бояться.
– Чего?
Он подумал, пожал плечами.
– Ну хотя бы придушенности. Потому должна всегда чирикать и улыбаться. А еще щебетать.
Она сказала рассерженно:
– Я бы сперва придушила твоего деда Рокоша!
– За что?
– Что вбил, – крикнула она сквозь ветер, – в твою дурную голову такие дурости. Из-за таких рокошей и появляются всякие уроды, жестокие в бою… и такие же дома.
– А в дороге? – спросил он.
– Лучше молчи, – ответила она.
Он спорить не стал, умолк, а Алац все прибавлял бег, довольный, что ему только указали направление, и что здесь совершенно нет сел, городов и вообще жилья, перед которым обязательно нужно сбрасывать скорость.
Хорт стелился над землей, словно крупная рыбина в мелкой реке, и казалось, что он неподвижен, а земля проносится под ним стремительно и бесшумно.
Ютланд чувствовал на спине нежное тепло ее тела, мучительно хотелось услышать ее голос, милый и щебечущий, хотя скажет с негодованием, что никогда не станет щебетать, щебечут только полные дуры, а она вот такая умная и даже местами мудрая, только изрекает высокие истины…
– В лесах стало очень много древников, – проговорил он наконец навстречу ветру, – это мелкие, но опасные дивы. Из них самые слабые – скитальцы. Хилые, если сравнивать с их собратьями, что вырывают с корнем деревья и крушат скалы, зато быстрые и выносливые… Говорят, были настоящим проклятием окраинных земель, но потом их перебили… Твари это хитрые и кровожадные, теперь в селах собираются отряды из парней и начинают на них охотиться…
Она не отвечала, он прислушался и понял, что капризное существо спит, прижавшись к его спине всем телом и уронив голову ему между лопатками. Он почти ощутил ее ровное дыхание, устала, спит крепко, будто и не принцесса.
Конь, ощутив его желание, сперва резко сбавил скорость, потом вообще пошел медленно, осторожно ступая по твердой земле, наконец сошел на обочину, где помягче. Стук копыт оборвался, слышалось только редкое позвякивание удил да тихий скрип седла. Стараясь двигаться как можно тише, он пересадил ее, сонную и вялую, впереди себя, из кольца его рук не выпадет, но все равно Алац продолжал идти медленно, ступая осторожно только по мягкой земле.
Вообще-то Мелизенда не все время спала, хотя заснула в самом деле, даже не заметила как, но потом несколько раз просыпалась, оставаясь с закрытыми глазами и притворяясь спящей, такое неизъяснимо сладко тревожное чувство, что снова замирала, как мышь в подполье, прислушивалась, чувствуя, как тревожно и сладостно отзывается что-то в груди, ноет, щемит, пробуждается…
Теперь на ее голову и плечи падает его теплое дыхание, приятно и тревожно, хотя должна бы ощутить отвращение, неграмотный пастушонок, простолюдин… однако грудь его горяча, а руки не дадут ей упасть с коня, крепки и надежны.
Потом она, проснувшись в очередной раз, ощутила, как он перевел коня на совсем тихий шаг, и снова жар его прогретой внутренним огнем груди вызвал странный ответный отклик. Она плотно-плотно закрывала глаза и старалась не шевелиться, чтобы не спугнуть это непонятно-сладостное ощущение.
В очередной раз проснувшись, она хотела чирикнуть, но вспомнила, что щебетать для настоящих женщин унизительно, пробормотала сердито:
– Ты чего?
– Чего я? – переспросил он. – Что не так?
– Конь ползет, – обвинила она. – Хорт спит на ходу. А ты что делаешь?
– В самом деле, – сказал он неприятным голосом, – что я, дурак, делаю?
– Ага, – сказала она злорадно, – признался!
– Алац, – сказал он совсем другим тоном, – быстрее!.. Не задерживайся! Мало ли…
И снова они проносились, как на большой хищной птице, между высокими рощами и цветущими кустами, перескакивали ручьи и мелкие речушки, солнце сильно и радостно греет плечи и спины, а когда дорога повернула в сторону запада, огибая торчащие прямо в ровной как столешница степи скалы, Мелизенда охнула и распахнула в изумлении ротик.
Вся половина неба залита страшным радостно-алым огнем, громоздятся исполинские воздушные горы, перед ними горные хребты внизу лишь муравьиные кучки, в тех алых горах медленно разверзаются пылающие бездны, багровые и пурпурные, иногда – слепяще-оранжевые, эти горы на глазах вырастают все громаднее, величественнее.
У нее сердце замерло в смятенном восторге, после долгого молчания прошептала:
– Как же красиво…
– Что? – спросил он поверх ее головы.
– Закат… Не видишь, бестолочь?
Он хмыкнул.
– Так он почти всегда такой. Ну… хотя бы раз в неделю.
– Дикарь, – огрызнулась она. – Не ценишь красоту. А у меня все пять роскошных палат на первом этаже дворца. В какое окно ни посмотришь – цветущий сад, ухоженные дорожки, редкие птицы на ветках, красиво одетые придворные на прогулке…
– А-а-а, – сказал он насмешливо, – тогда смотри, разрешаю. Бить не буду. Не испорти только, закат в самом деле… ничо. И не трогай руками.
Она повертела головой, поймала взглядом стремительно приближающуюся рощу.
– Смотри, там красиво!
– Ага.
– Что ага? Можно там остановиться на ночлег.
Он сказал успокаивающе:
– К ночи успеем в город. Там гостиница, постель с периной.
Она фыркнула.
– Сейчас жарко, даже ночью нехолодно. А в гостинице всегда душно, даже с открытыми окнами. Или ты боишься ночевать в лесу?
Он подумал добросовестно, она терпеливо ждала, наконец он ответил нерешительно:
– Да вроде бы нет.
– Тогда чего? – потребовала она. – Боишься задницу наколоть на голой земле? Так у тебя одеяло.
Он снова подумал, Мелизенда затаила дыхание, наконец он буркнул с неудовольствием:
– Хорошо, заночуем в лесу. Мне что, даже лучше – не сворачивать с дороги.
– И мне, – сказала она. – Быстрее окажусь в Вантите!
Однако роща проскочила мимо, Мелизенда уже изготовилась напомнить, что у него что-то с памятью, как их конь свернул чуть, навстречу помчалось небольшое ухоженное село, все домики аккуратные, утопают в садах, улица замощена бревнами, поверх которых положены толстые доски.
Молодежь после окончания трудового дня уже собралась на околице, слышится игривый смех, шуточки, двое парней старательно и не очень умело дуют в самодельные дуды, а молоденькая девушка вышла в круг и запела чистым нежным голосом щемящую песнь о любви и верности.
Ютланд соскочил на землю и пошел в один из домов, а Мелизенда встрепенулась и вся вошла в тот дивный мир, что создала песня, где все иначе, где все искренне и чисто, без примеси лжи и лукавства, где люди любят и верят…
Песнь звучала и звучала, Мелизенда как наяву видела эту картину: прекрасная хрупкая принцесса Итания бежит босая за оскорбленным Придоном, раня нежные ступни о камни и орошая их алой кровью, а он пускает гоня в галоп, гордый, непреклонный…
Ютланд вышел с двумя ковригами свежего хлеба, Мелизенда ощутила аромат, а Ютланд сказал довольно:
– Сыра и молока я тоже взял, вот в мешке. Ты чего?
– Почему так? – спросила она со слезами в голосе. – Почему они не помирились?
– Кто?
– Ты совсем дурак? Поют про Итанию и Придона!
– Не знаю, – ответил он глухо.
– Они оба неправы, – заявила она. Ютланд сунул в седельный мешок хлеб и сыр с большим кувшином молока, повернулся к ней и увидел блестящие, как жемчужины, слезы и в глазах капризной принцессы. – Они не должны были так… А Итания… почему не побежала за ним до самой Арсы?
Ютланд поморщился.
– Умолкни. Ты бы побежала?
– Побежала, – заявила она твердо. – Я настойчивая. От меня не ушел бы тот, кого я изволила бы выбрать!.. Я бы отыскала его и на краю света и заставила бы взять меня в жены.
Ютланд поднялся в седло, конь тут же пошел через село дальше, Мелизенда тихонько всхлипнула.
Он сказал саркастически:
– Да? Но ты же сказала, что можешь выйти только за тцарского сына?
Она гордо вскинула мордочку.
– Да. Но я не дам навязать себе того из них, кто мне противен! Ты зря думаешь, что я тряпка.
– Этого я не думаю, – ответил он честно. – Ты сильная. Я считал тебя избалованной дурочкой, но ты…
– …не совсем дурочка?
– Не совсем, – согласился он. – И ты даже… красивая.
Он выдавил эти слова с усилием, словно признавался в чем-то стыдном, так артанину трудно признаться в слабости или промахе на охоте.
Она снова посмотрела на него свысока.
– Ах-ах, спасибо!.. Я не даже красивая, я очень красивая! Посмотри на меня лучше!
Он посмотрел и, сглотнув слюну, произнес тихо:
– Да. Ты очень красивая. Ты красивее всех, кого я видел.
– И кого увидишь, – закончила она победно.
* * *