.jpg)
Часть вторая
Часть третья
Артания
Моим друзьям и недругам, с которыми так славно проводим время в Корчме!
К читателю
От древних авторов дошли сведения, что задолго до возникновения Киевской Руси на тех же просторах существовали могучие государства: Куявия, Славия, Артания. Это почти все, что известно. Т.е. простор для пишущего!
Нас собралась могучая кучка, каждый пишет в цикл «Троецарствие» по роману, где минимальный объем должен быть не меньше чем 200 тысяч слов. К примеру, в данном романе их 207 тысяч. Это вдвое больше, чем в привычных нам хард-корах.
Надеюсь, вы получите от этих толстячков удовольствие! Напоминаю адрес нашей могучей кучки:.
А также знаменитой Корчмы.
Нас собралась могучая кучка, каждый пишет в цикл «Троецарствие» по роману, где минимальный объем должен быть не меньше чем 200 тысяч слов. К примеру, в данном романе их 207 тысяч. Это вдвое больше, чем в привычных нам хард-корах.
Надеюсь, вы получите от этих толстячков удовольствие! Напоминаю адрес нашей могучей кучки:.
А также знаменитой Корчмы.
Искренне ЮРИЙ НИКИТИН
Часть третья
Глава 11
Коня отыскать удалось нескоро. Лежит с распоротым брюхом, глаза уже остекленели. Придон стиснул кулаки, артанин без коня как будто не человек вовсе, но пересилил гнев и горечь. По слову Серого Дива темный зев в скале приглашающе превратился в широкую трещину, что расколола гору надвое.
От камней несло сухим жаром, а когда коснулся стены, пальцы обожгло. Поле битвы осталось за спиной, он спешил пройти по этому странному проходу, а то вдруг гора сомкнется снова, Серый Див мог замыслить и такое… И все же дико, что такая мощь пропала зря, ведь с этой мощью Див тысячи лет сидел в пещере, ничего не желая, ничем не интересуясь, хотя мог бы, мог…
Придон задохнулся от вихря нахлынувших мыслей, те ярко и красочно рисовали возможности того, что можно, когда вот так гору на две половинки, когда изменяешь тело, поднимаешь целую армию прямо из земли!
Впереди блеснула зелень, и тут гора дрогнула, заскрежетала. Придон ринулся со всех ног, стены надвигаются высокие, жуткие, он представил себе, как сплющит, как брызнет кровь и затрещат кости… Ноги вроде бы похолодели, но стена рядом замелькала, зелень все ближе, стены смыкались, он с разгона прыгнул, сзади раздался гром, треск, посыпались камни.
Он перекатился через голову, вскочил, оглянулся дикими глазами. Сомкнувшиеся горы оторвали ему подошву правого сапога, но самое главное, обе перевязи все так же плотно перекрещивают бурно вздымающуюся грудь, рукояти топора и меча торчат над плечами.
– Будь ты проклят, Серый Див, – сказал он с сердцем. – Пусть на том свете тебя вместо мишени… и чтоб всякий дурак метал в тебя дротики!..
В голове трещало, перед глазами плавали цветные круги, сгустки мрака. Он все еще жадно хватал широко открытым ртом воздух, то и дело с ужасом оглядывался на гору. Обе половинки сомкнулись так плотно, что не отыскать трещину. Ну скотина, это же нечестно…
Стволы здешних деревьев сухие и чистые, а ветви на самой вершинке. Корни вылезают из земли, тоже сухие, почерневшие от ветра, солнца. А посреди поляны древние белые камни, правильный круг, посредине еще камень, самый крупный.
Придон вышел на середину, на камне высечены знаки, деревья дрогнули, вдруг поплыли перед глазами. Он качнулся, пальцы невольно ухватились за камень. Кончики обожгло, словно коснулся глыбы льда. Даже не льда, а металла, пролежавшего долго на морозе. На миг показалось, что из камня в его тело проскользнула крохотная молния, в черепе чуть-чуть посветлело.
– Я, – произнес он хриплым голосом, – сын Осеннего Ветра и Солнцерукой Пореи-Шатаньи… призываю… призываю Листогерта!.. Если ты в этом лесу, приди на мой зов. Если ты заключен в земле, воде или камне – пусть мой голос будет путеводной нитью, пусть биение моего сердца станет маяком, пусть моя воля станет пылающим факелом, что осветит твою тьму и выведет на свет…
Он произносил старинное заклятие, сам удивляясь тому, что запомнил, Вяземайт втолковывал всем троим детям тцара, но слушал только Скилл, Ютлан слишком мал, а Придон тогда мечтал о воинской славе, лязге мечей, бешеной скачке, схватках и поединках.
– Да придешь на мой зов, – продолжал Придон, – да будет…
Он запнулся, ибо далеко-далеко в глубинах земли нечто дрогнуло, просыпаясь. Донесся едва слышный гул. Придон ощутил толчок, словно сотни саженей каменистой земли всего лишь тонкое покрывалом под его ногами. В неимоверно глубокой темнице закованный бог проснулся и начал ворочаться в дурманящем сне.
– Я призываю тебя, – повторил Придон. – Силой древних богов, силой древней воли…
Он почти воочию видел в каменных глубинах, а под слоем рыхлой земли дальше сплошной скальный массив, как там содрогнулось и попыталось распрямиться огромное тело. Тесные стены темницы не позволили, бог застонал, зарычал, обессиленный, терзаемый болью и многовековыми муками.
– Я здесь, – сказал Придон, – я здесь… Иди на мой голос!.. Возьми мою силу, возьми мою твердость, возьми мою ярость… пробуждайся!
Он почти видел, как в каменном мешке шевелился бог, грозный и одурманенный, не различающий яви и сна, но все еще несокрушимый, всего лишь плененный и скованный, чьи согнутые руки и ноги упираются в каменные стены… стены, которые он легко бы сокрушил и раздвинул, если бы не тяжелые заклятия, наложенные новыми богами.
Гул под ногами стал громче. Придону почудилось, что земля начинает нагреваться. Перед его мысленным взором темное тело начало распрямляться. Мышцы вздулись, каменные стены трещали, сила заклятий почти исчезла, но и бог оставался все еще одурманенным, он пытался освободиться чисто инстинктивно, как попавший в капкан зверь, как упавший в реку волк.
– Проснись, – сказал Придон громко. – Я снимаю последние чары! Я ломаю последнюю дверь… Я укажу тебе, как выбраться…
Бог снова содрогнулся. Придон чувствовал, как могучее тело пробуждается, но разум бога еще затуманен вековым сном, одурманен, ищет выхода, старается пробудиться, понять, где он и что с ним, смутно вспоминает древние битвы и ту последнюю, что проиграл…
– Пробуждайся, Великий, – воззвал Придон. – Часы заточения сочтены… кончились!!!
Он чувствовал, как там, в глубине, дрожит магическая дверь, поставленная молодыми богами, но его силы, доставшейся от матери, недоставало, чтобы разбить ее или сломать запоры. Возможно, потому, что сам Придон изнемог в битве с Серым Дивом, кровь из мелких ран все еще сочится, в голове слабость, а в ушах звон.
Но и с затуманенным сознанием он ощутил беззвучный удар по решетке изнутри. Магическая преграда лопнула. Бог все еще не проснулся полностью, Придон ощутил его освобождение как инстинктивный порыв к свободе, такой же свойственный ему, как артанину стремление вскочить на коня и помчаться галопом навстречу ветру.
Раздался грохот, земля задрожала так сильно, что он не удержался и рухнул на колени. Шагах в пяти земля вздыбилась горбом. Образовался целый холм, разлетелся на тысячи мелких комков земли. Выметнулся столб ослепительного ревущего огня. Вершиной пламенный клинок достиг облаков, там сразу образовалась широкая дыра.
Остатки земляного вала рассыпались, в огненном столбе поднялась исполинская фигура. В ней не было ничего человеческого, Придону она показалась состоящей из камня и металла, однако он ощутил на себе яростный взгляд сотни глаз, разбросанных по всему телу древнего бога. В следующее мгновение бог и огненный столб исчезли. На поляне стало сумрачно, тихо, потрескивали сухие листья да слабо дымилась кора самых близких деревьев.
Трава медленно выпрямлялась, снова зеленела. Все выглядело побывавшим в пожаре, но уже бурно оживало, сверху зашелестела листва. Оттуда пахнуло прохладой.
Звон в ушах исчез, а тело налилось силой. Придон сделал попытку подняться, вместо этого подскочил с такой легкостью, что подпрыгнул. Быстро осмотрел тело: ни единой царапины.
Он еще стоял, растерянно оглядываясь, когда над головой прогремел могучий голос:
– Человек!.. Неужели меня освободил… человек?
Придон вскинул голову. Темная туча, что зависла над лесом, собралась в тугой ком, ринулась вниз. Придон не успел моргнуть, в трех шагах возникло огромное, в два человеческих роста, чудовище из блестящего живого металла: фигура льва, крылья огромного орла, хвост заканчивается змеей, а львиная голова неуловимо быстро превратилась в голову дракона.
Придон едва отыскал убежавший голос:
– Да… я – человек.
Земля прогибалась под мощью бога, словно молодой лед.
Бог уставился на Придона злыми глазами, прорычал жутким голосом, подобным грому:
– Я не вижу в тебе Силы… Почему не падаешь на колени, жалкий?
Придон выпрямился, гнев ударил в голову.
– Я не склоняюсь, – ответил он, – перед неведомыми демонами. У нас, артан, свои боги!
Бог зарычал, глаза вспыхнули, как два костра. Придон ощутил жар, но заставил себя стоять на месте.
– Артан? – прорычал бог. – Что такое… А, теперь понятно… И все же, неужели это то жалкое создание, которое… Невероятно! И та твоя подспудная мощь, что тебя защищает… Не знал? Я тоже не знаю всего. Слышал от Падших, что этот мир был создан любовью, а Верховный Творец и есть – Любовь. Потому даже богам не подвластен тот, кто любит… Но Падшие ушли, а я тогда только родился, чему ты мог от них научиться?
Придон тряхнул головой, понять из речи бога ничего нельзя, собрался с силами и спросил в лоб:
– Ты знаешь, где меч Хорса?
– Кого?
– Хорса, – повторил Придон. – Мне сказали, что только ты можешь указать место. Это такой огненный меч… Он был разломан, у меня вот в ножнах рукоять… Я ищу лезвие…
Огромный лев переступил в сторону, ибо земля затрещала, он оказался на каменной плите-льдине, что закачалась и начала погружаться.
– Я ничего не слышал о таком мече, – прорычал он. – Но я догадываюсь, кто может знать… Это рядом.
– Я могу…
– Можешь!
Придон вскрикнул, чудовищная лапа подхватила его с такой силой, что затрещали ребра. Но это была не лапа бога, нечто незримое мяло и давило его тело чудовищной тяжестью, давило даже изнутри, Придон чувствовал, что вот-вот глазные яблоки выпадут из орбит…
…И тут страшные лапы отпустили, блаженная свобода преисполнила изнутри, в сплющенную грудь мощным водопадом хлынул прохладный свежий воздух.
Деревья разошлись в стороны, впереди огромное поле, лишь далеко-далеко лес, но Придон, замерев, смотрел на скалу. Она торчала в центре поляны, жуткая, угрожающая небу, как чудовищный клык. Придон не смог бы сказать, какого цвета, из гранита или металла, в этой чудовищной скале что-то неверное, неправильное и настолько жуткое, что даже деревья и вездесущая трава не решаются подойти ближе.
Лев из серебристого металла стоял под сенью дерева. Земля залита солнечным светом, и только над скалой мрак, словно там своя собственная беззвездная ночь. На львиной морде бога Придон ясно рассмотрел страх.
– Что это? – спросил Придон.
– Ты бесстрашен? – рыкнул Листогерт. – Ты в самом деле бесстрашен, человек нового мира…
– Я не так уж и бесстрашен, – пробормотал Придон.
– Ты бесстрашен, – возразил Листогерт, – если вот так и… не отводишь взора. У меня уже подламываются колени, а холод проник мне вовнутрь. Я не смогу сделать шага, иначе превращусь в комок металла. Даже в каплю. И… растекусь. А ты… если сможешь, иди.
– И что дальше? – спросил он. – Что это за скала?
– Это изначальный камень, – ответил Листогерт. Голос его вздрагивал, челюсти лязгали, а чудовищные клыки на глазах уменьшались. – Это не гранит, не песчаник. Не мрамор… это сама изначальность! После того, как Падшие наплодили на земле странных людей, великанов, чудовищ…
Придон прервал:
– Погоди. Ты говоришь – Падшие. Это кто? Боги? Листогерт покачал огромной головой.
– Нет. Это я – бог. Они – добоги, они – Падшие. Те, кто создал богов наряду с драконами, великанами, людьми из камня и железа, из воды и воздуха, кто научил людей добывать металл и ковать оружие…
Придон стискивал пальцы в кулаки, стараясь не дать себе вздрагивать, не выказать страх на лице или в жестах.
– Так что, – прервал он, – с этой скалой? Огромный лев содрогнулся. Придон, даже не замечая своей выходки, неотрывно смотрел на странную скалу.
– Творец изъял Падших, – сказал наконец Листогерт. – Но на небеса не вернул. Падшие – и есть падшие. Запятнанность нужно… Он низверг их в очищающий огонь на долгие годы, ибо надо было выжечь остатки плоти и оставить только огненную природу. И только двоих оставил на земле… в ее толще. В этой скале заключен чудовищный Патута, князь всего зла в мире.
– Патута? – переспросил Придон.
Листогерт снова отступил в сторону, по земле разбегались трещины, из щелей выстреливались огоньки, вылетали искры и выплескивались синие дымки.
– Я так слышал. Я ведь был низвергнут и заточен через тысячи лет после первой Великой Битвы. Да, в этом камне – Патута. Ничто другое его не удержит, ничто другое не скует его члены.
– И что должен сделать я?
– Не должен, – ответил Листогерт, – но… можешь. Можешь попробовать. Просто подойди к этому извечному камню, с него начинался мир, и скажи… да просто скажи, что освобождаешь.
Придон покачал головой.
– Что-то не верится. Ведь как ни трудно сюда добираться, но раньше меня могли попасть герои. И если так просто освободить…
Листогерт ловко перепрыгнул с погружающейся плиты на твердую землю, на чудовищной морде проступило подобие улыбки.
– Просто? А ты попробуй. Дело даже не в том, что сюда не так просто! Еще труднее приблизиться. Еще труднее произнести нужные слова. А самое трудное – просто решиться.
Придон молча пошел вперед. Листогерт что-то крикнул в спину, но Придон шел, не останавливаясь и не отрывая взора от исполинской скалы.
– Что бы ты ни делал, – выкрикнул Придон еще издали, он обращался к этой дивной скале, – ты делал… из любви!.. Только из-за любви и из любви можно пойти до конца… до края света… против Творца, против всего на свете!.. И уже за это, за то, что ты шел, ведомый любовью, ты… не должен вот так… до конца дней!.. Тебя не должны… это не я говорю, это говорит мое сердце, моя душа, моя совесть, моя вера, что Творец не только всесилен, но и справедлив… и – милосерден!..
Он задохнулся, чувства бурлили в нем, раскачивали. В голове стоял гул, сердце стучало часто, в груди щемящая боль, во рту привкус горечи.
– Я освобождаю тебя! – прокричал он. – Ибо тебя заключил мой верховный отец, а я… а я… я человек! Это мне он передал власть над этим миром!
Скала дрогнула, Придон попятился. Послышался треск, в скале возникла трещина, вырвался красный огонь, словно заключенный там дракон с силой выдохнул пламя. Придон ощутил сильнейший жар, закрылся руками.
Треск повторился громче, груда камней вывалилась с грохотом. В образовавшейся пещере бушевал оранжевый огонь. Там трещало, щелкало, словно великаны ломали через колено столетние дубы.
Придон отступил на шаг. Из черной скалы клуб огня оформился в гигантскую, в два человеческих роста, фигуру, сотканную из плотного жаркого пламени. Падший разогнулся в полный рост, Придон закрывал лицо ладонями, сквозь пальцы видел только нечто красное, два глаза горели, как озера расплавленного золота. Потом жар быстро начал спадать, багровый огонь перестал колыхаться, оформился в красную, словно выкованную из раскаленного металла фигуру.
Падший смотрел на Придона в упор. В его глазах Придон видел гнев и безмерное изумление.
– Смертный!.. – прогремел нечеловеческий голос. – Смертный взломал мою темницу? Смертный сумел… что не могли… что не смог никто-никто?.. И чего не могли мои братья? А это кто там за деревьями?
Придон ответил вздрагивающим голосом:
– Бог. Всего лишь бог…
– Что такое бог? – прогремел Патута. – Ладно, смертный. Я вижу, мир изменился. Раньше бы немыслимо, чтобы вот так… да еще смертный!.. Но ты все это сделал, что тебе за это? Проси награду!
Придон покачал головой.
– Награду? Я не куяв.
– Что такое… Ладно, неважно. Что тебе: открыть сокровища в недрах земли?.. Сделать несокрушимым?.. Подарить топор, которого не знали даже боги?
Он закончил, то ли перечислил все, то ли раздумывал, что еще может дать, и Придон крикнул:
– Да ничего мне не надо! Патута ответил немедленно:
– Почему?
– Да потому, – ответил Придон. – Я – артанин!
– Что такое артанин… Ах да, теперь вижу. Ну и что? Придон нашел в себе силы гордо выпрямиться.
– Артанин не выносит вида другого человека в неволе! Мы не знаем рабства, мы убиваем тех, кто превращает людей в рабов. И когда видим невольника… всегда освобождаем.
Патута отодвинулся от скалы на шаг, Придон вздрогнул от вида огромной раскаленной массы. Неожиданно грохот обрушился на землю, Придон пригнулся, лишь потом сообразил, что Падший не пришел в ярость, а просто расхохотался.
– На днях ты освободил из неволи крысу, – напомнил он. – Только Творец может прозревать будущее, но прошлое мы все видим… А сегодня ты освободил меня. Но если от крысы не ждал никакой благодарности, то чего ждешь от меня?
Над головой снова грохнуло, земля испуганно затряслась. Придон выпрямился, прокричал:
– Ты знаешь, где меч Хорса? Падший спросил гулким голосом:
– Кто такой Хорс?
Придон переступил с ноги на ногу, ком в горле разросся и мешал дышать.
– У него был меч… Огненный меч с длинным изогнутым лезвием! Он освещал тьму, он рубил камни, как если бы не камни, а гнилой туман. Старые легенды говорят, что Хорс благодаря этому мечу стал из простого землепашца могучим богом!
Над головой Придона прогремело, он не сразу понял, что это грозный Падший что-то бормочет в задумчивости, потом голос грянул, как гром:
– Я помню этот меч… Неужели он расстался со своим хозяином?
– Чей это меч? – вскричал Придон.
Падший оглянулся на черную скалу. По-прежнему в тени, она выглядела жуткой, подавляющей. Он чувствовал, что это не скала, в ней целый горный хребет, так сырое железо под ударами молота уменьшается в объеме во много раз, зато обретает крепость кованого. А то и не хребет, а неизмеримо больше, в нем есть звезды, земля и небо, хрустальный небосвод, солнце и луна…
– Это меч самого великого из ангелов, – сказал Патута. – Ты говоришь про меч самого Азазеля.
Придон слушал молча. Когда на его лице ничего не изменилось, Патута сказал горько:
– Ты… даже не знаешь… кто такой… Азазель? И что такое вообще ангелы?
Придон молча покачал головой. Лицо Патуты перекосилось в жуткой и горькой гримасе. Красная кожа цвета горящего железа потемнела, он словно бы стал ниже ростом.
– Мир… за который столько… дрались… даже не знает, – проговорил он жутким голосом. – Даже не знает!.. Смертный, вот под этой скалой, под этим Первокамнем, сам Азазель!
Придон медленно кивнул.
– А меч с ним? То есть лезвие меча? Рукоять и ножны при мне!
Патута отшатнулся. Теперь его раздуло от гнева. Он прорычал:
– Смертный… тебя что-нибудь еще беспокоит, помимо, своих мелких забот?
– Нет, – ответил Придон. – Как достать меч?
– Только разбудив Азазеля, – ответил Патута мрачно. – И заодно освободив его. Придон сказал быстро:
– Так сделаем это!
Патута сказал таким тоном, что Придону почудилась нотка восхищения:
– Да, теперь вижу, Творец создал шедевр… Нет, тогда была едва живая глина. Отвратительная и липкая… но как Творец мог предвидеть так далеко?
Придон повторил:
– Как разбудить Азазеля? Мне нужен меч. Патута смотрел на него пристально:
– Ты еще не понял?
– А что здесь понимать?
Патута повторил раздельно:
– Азазаль – это не какие-то жалкие боги, что возникли после нас… как возникают черви или мухи. Азазель – это лучший и сильнейший из ангелов, что… эх, все равно не поймешь! Азазель всех ваших сверхмогучих богов уничтожил бы одним взмахом на всех землях, во всех странах, в глубинах морей и в недрах гор, понимаешь? Ни одного не осталось бы. И весь мир забыл бы, что такое – боги. Да, кстати, даже я, в мириады раз слабее Азазаля, мог бы это сделать за один миг. Но даже Азазель был низвергнут и заключен под этой скалой, ибо мы, двести ангелов, по его призыву выступили против самого Творца!
Придон слушал, по телу бегали мурашки, в груди то появлялся холод, то сердце начинало колотиться с такой силой, что неистовый жар грозил сжечь в пепел.
– Так как же, – повторил он, – разбудить Азазеля?
От камней несло сухим жаром, а когда коснулся стены, пальцы обожгло. Поле битвы осталось за спиной, он спешил пройти по этому странному проходу, а то вдруг гора сомкнется снова, Серый Див мог замыслить и такое… И все же дико, что такая мощь пропала зря, ведь с этой мощью Див тысячи лет сидел в пещере, ничего не желая, ничем не интересуясь, хотя мог бы, мог…
Придон задохнулся от вихря нахлынувших мыслей, те ярко и красочно рисовали возможности того, что можно, когда вот так гору на две половинки, когда изменяешь тело, поднимаешь целую армию прямо из земли!
Впереди блеснула зелень, и тут гора дрогнула, заскрежетала. Придон ринулся со всех ног, стены надвигаются высокие, жуткие, он представил себе, как сплющит, как брызнет кровь и затрещат кости… Ноги вроде бы похолодели, но стена рядом замелькала, зелень все ближе, стены смыкались, он с разгона прыгнул, сзади раздался гром, треск, посыпались камни.
Он перекатился через голову, вскочил, оглянулся дикими глазами. Сомкнувшиеся горы оторвали ему подошву правого сапога, но самое главное, обе перевязи все так же плотно перекрещивают бурно вздымающуюся грудь, рукояти топора и меча торчат над плечами.
– Будь ты проклят, Серый Див, – сказал он с сердцем. – Пусть на том свете тебя вместо мишени… и чтоб всякий дурак метал в тебя дротики!..
В голове трещало, перед глазами плавали цветные круги, сгустки мрака. Он все еще жадно хватал широко открытым ртом воздух, то и дело с ужасом оглядывался на гору. Обе половинки сомкнулись так плотно, что не отыскать трещину. Ну скотина, это же нечестно…
Стволы здешних деревьев сухие и чистые, а ветви на самой вершинке. Корни вылезают из земли, тоже сухие, почерневшие от ветра, солнца. А посреди поляны древние белые камни, правильный круг, посредине еще камень, самый крупный.
Придон вышел на середину, на камне высечены знаки, деревья дрогнули, вдруг поплыли перед глазами. Он качнулся, пальцы невольно ухватились за камень. Кончики обожгло, словно коснулся глыбы льда. Даже не льда, а металла, пролежавшего долго на морозе. На миг показалось, что из камня в его тело проскользнула крохотная молния, в черепе чуть-чуть посветлело.
– Я, – произнес он хриплым голосом, – сын Осеннего Ветра и Солнцерукой Пореи-Шатаньи… призываю… призываю Листогерта!.. Если ты в этом лесу, приди на мой зов. Если ты заключен в земле, воде или камне – пусть мой голос будет путеводной нитью, пусть биение моего сердца станет маяком, пусть моя воля станет пылающим факелом, что осветит твою тьму и выведет на свет…
Он произносил старинное заклятие, сам удивляясь тому, что запомнил, Вяземайт втолковывал всем троим детям тцара, но слушал только Скилл, Ютлан слишком мал, а Придон тогда мечтал о воинской славе, лязге мечей, бешеной скачке, схватках и поединках.
– Да придешь на мой зов, – продолжал Придон, – да будет…
Он запнулся, ибо далеко-далеко в глубинах земли нечто дрогнуло, просыпаясь. Донесся едва слышный гул. Придон ощутил толчок, словно сотни саженей каменистой земли всего лишь тонкое покрывалом под его ногами. В неимоверно глубокой темнице закованный бог проснулся и начал ворочаться в дурманящем сне.
– Я призываю тебя, – повторил Придон. – Силой древних богов, силой древней воли…
Он почти воочию видел в каменных глубинах, а под слоем рыхлой земли дальше сплошной скальный массив, как там содрогнулось и попыталось распрямиться огромное тело. Тесные стены темницы не позволили, бог застонал, зарычал, обессиленный, терзаемый болью и многовековыми муками.
– Я здесь, – сказал Придон, – я здесь… Иди на мой голос!.. Возьми мою силу, возьми мою твердость, возьми мою ярость… пробуждайся!
Он почти видел, как в каменном мешке шевелился бог, грозный и одурманенный, не различающий яви и сна, но все еще несокрушимый, всего лишь плененный и скованный, чьи согнутые руки и ноги упираются в каменные стены… стены, которые он легко бы сокрушил и раздвинул, если бы не тяжелые заклятия, наложенные новыми богами.
Гул под ногами стал громче. Придону почудилось, что земля начинает нагреваться. Перед его мысленным взором темное тело начало распрямляться. Мышцы вздулись, каменные стены трещали, сила заклятий почти исчезла, но и бог оставался все еще одурманенным, он пытался освободиться чисто инстинктивно, как попавший в капкан зверь, как упавший в реку волк.
– Проснись, – сказал Придон громко. – Я снимаю последние чары! Я ломаю последнюю дверь… Я укажу тебе, как выбраться…
Бог снова содрогнулся. Придон чувствовал, как могучее тело пробуждается, но разум бога еще затуманен вековым сном, одурманен, ищет выхода, старается пробудиться, понять, где он и что с ним, смутно вспоминает древние битвы и ту последнюю, что проиграл…
– Пробуждайся, Великий, – воззвал Придон. – Часы заточения сочтены… кончились!!!
Он чувствовал, как там, в глубине, дрожит магическая дверь, поставленная молодыми богами, но его силы, доставшейся от матери, недоставало, чтобы разбить ее или сломать запоры. Возможно, потому, что сам Придон изнемог в битве с Серым Дивом, кровь из мелких ран все еще сочится, в голове слабость, а в ушах звон.
Но и с затуманенным сознанием он ощутил беззвучный удар по решетке изнутри. Магическая преграда лопнула. Бог все еще не проснулся полностью, Придон ощутил его освобождение как инстинктивный порыв к свободе, такой же свойственный ему, как артанину стремление вскочить на коня и помчаться галопом навстречу ветру.
Раздался грохот, земля задрожала так сильно, что он не удержался и рухнул на колени. Шагах в пяти земля вздыбилась горбом. Образовался целый холм, разлетелся на тысячи мелких комков земли. Выметнулся столб ослепительного ревущего огня. Вершиной пламенный клинок достиг облаков, там сразу образовалась широкая дыра.
Остатки земляного вала рассыпались, в огненном столбе поднялась исполинская фигура. В ней не было ничего человеческого, Придону она показалась состоящей из камня и металла, однако он ощутил на себе яростный взгляд сотни глаз, разбросанных по всему телу древнего бога. В следующее мгновение бог и огненный столб исчезли. На поляне стало сумрачно, тихо, потрескивали сухие листья да слабо дымилась кора самых близких деревьев.
Трава медленно выпрямлялась, снова зеленела. Все выглядело побывавшим в пожаре, но уже бурно оживало, сверху зашелестела листва. Оттуда пахнуло прохладой.
Звон в ушах исчез, а тело налилось силой. Придон сделал попытку подняться, вместо этого подскочил с такой легкостью, что подпрыгнул. Быстро осмотрел тело: ни единой царапины.
Он еще стоял, растерянно оглядываясь, когда над головой прогремел могучий голос:
– Человек!.. Неужели меня освободил… человек?
Придон вскинул голову. Темная туча, что зависла над лесом, собралась в тугой ком, ринулась вниз. Придон не успел моргнуть, в трех шагах возникло огромное, в два человеческих роста, чудовище из блестящего живого металла: фигура льва, крылья огромного орла, хвост заканчивается змеей, а львиная голова неуловимо быстро превратилась в голову дракона.
Придон едва отыскал убежавший голос:
– Да… я – человек.
Земля прогибалась под мощью бога, словно молодой лед.
Бог уставился на Придона злыми глазами, прорычал жутким голосом, подобным грому:
– Я не вижу в тебе Силы… Почему не падаешь на колени, жалкий?
Придон выпрямился, гнев ударил в голову.
– Я не склоняюсь, – ответил он, – перед неведомыми демонами. У нас, артан, свои боги!
Бог зарычал, глаза вспыхнули, как два костра. Придон ощутил жар, но заставил себя стоять на месте.
– Артан? – прорычал бог. – Что такое… А, теперь понятно… И все же, неужели это то жалкое создание, которое… Невероятно! И та твоя подспудная мощь, что тебя защищает… Не знал? Я тоже не знаю всего. Слышал от Падших, что этот мир был создан любовью, а Верховный Творец и есть – Любовь. Потому даже богам не подвластен тот, кто любит… Но Падшие ушли, а я тогда только родился, чему ты мог от них научиться?
Придон тряхнул головой, понять из речи бога ничего нельзя, собрался с силами и спросил в лоб:
– Ты знаешь, где меч Хорса?
– Кого?
– Хорса, – повторил Придон. – Мне сказали, что только ты можешь указать место. Это такой огненный меч… Он был разломан, у меня вот в ножнах рукоять… Я ищу лезвие…
Огромный лев переступил в сторону, ибо земля затрещала, он оказался на каменной плите-льдине, что закачалась и начала погружаться.
– Я ничего не слышал о таком мече, – прорычал он. – Но я догадываюсь, кто может знать… Это рядом.
– Я могу…
– Можешь!
Придон вскрикнул, чудовищная лапа подхватила его с такой силой, что затрещали ребра. Но это была не лапа бога, нечто незримое мяло и давило его тело чудовищной тяжестью, давило даже изнутри, Придон чувствовал, что вот-вот глазные яблоки выпадут из орбит…
…И тут страшные лапы отпустили, блаженная свобода преисполнила изнутри, в сплющенную грудь мощным водопадом хлынул прохладный свежий воздух.
Деревья разошлись в стороны, впереди огромное поле, лишь далеко-далеко лес, но Придон, замерев, смотрел на скалу. Она торчала в центре поляны, жуткая, угрожающая небу, как чудовищный клык. Придон не смог бы сказать, какого цвета, из гранита или металла, в этой чудовищной скале что-то неверное, неправильное и настолько жуткое, что даже деревья и вездесущая трава не решаются подойти ближе.
Лев из серебристого металла стоял под сенью дерева. Земля залита солнечным светом, и только над скалой мрак, словно там своя собственная беззвездная ночь. На львиной морде бога Придон ясно рассмотрел страх.
– Что это? – спросил Придон.
– Ты бесстрашен? – рыкнул Листогерт. – Ты в самом деле бесстрашен, человек нового мира…
– Я не так уж и бесстрашен, – пробормотал Придон.
– Ты бесстрашен, – возразил Листогерт, – если вот так и… не отводишь взора. У меня уже подламываются колени, а холод проник мне вовнутрь. Я не смогу сделать шага, иначе превращусь в комок металла. Даже в каплю. И… растекусь. А ты… если сможешь, иди.
– И что дальше? – спросил он. – Что это за скала?
– Это изначальный камень, – ответил Листогерт. Голос его вздрагивал, челюсти лязгали, а чудовищные клыки на глазах уменьшались. – Это не гранит, не песчаник. Не мрамор… это сама изначальность! После того, как Падшие наплодили на земле странных людей, великанов, чудовищ…
Придон прервал:
– Погоди. Ты говоришь – Падшие. Это кто? Боги? Листогерт покачал огромной головой.
– Нет. Это я – бог. Они – добоги, они – Падшие. Те, кто создал богов наряду с драконами, великанами, людьми из камня и железа, из воды и воздуха, кто научил людей добывать металл и ковать оружие…
Придон стискивал пальцы в кулаки, стараясь не дать себе вздрагивать, не выказать страх на лице или в жестах.
– Так что, – прервал он, – с этой скалой? Огромный лев содрогнулся. Придон, даже не замечая своей выходки, неотрывно смотрел на странную скалу.
– Творец изъял Падших, – сказал наконец Листогерт. – Но на небеса не вернул. Падшие – и есть падшие. Запятнанность нужно… Он низверг их в очищающий огонь на долгие годы, ибо надо было выжечь остатки плоти и оставить только огненную природу. И только двоих оставил на земле… в ее толще. В этой скале заключен чудовищный Патута, князь всего зла в мире.
– Патута? – переспросил Придон.
Листогерт снова отступил в сторону, по земле разбегались трещины, из щелей выстреливались огоньки, вылетали искры и выплескивались синие дымки.
– Я так слышал. Я ведь был низвергнут и заточен через тысячи лет после первой Великой Битвы. Да, в этом камне – Патута. Ничто другое его не удержит, ничто другое не скует его члены.
– И что должен сделать я?
– Не должен, – ответил Листогерт, – но… можешь. Можешь попробовать. Просто подойди к этому извечному камню, с него начинался мир, и скажи… да просто скажи, что освобождаешь.
Придон покачал головой.
– Что-то не верится. Ведь как ни трудно сюда добираться, но раньше меня могли попасть герои. И если так просто освободить…
Листогерт ловко перепрыгнул с погружающейся плиты на твердую землю, на чудовищной морде проступило подобие улыбки.
– Просто? А ты попробуй. Дело даже не в том, что сюда не так просто! Еще труднее приблизиться. Еще труднее произнести нужные слова. А самое трудное – просто решиться.
Придон молча пошел вперед. Листогерт что-то крикнул в спину, но Придон шел, не останавливаясь и не отрывая взора от исполинской скалы.
– Что бы ты ни делал, – выкрикнул Придон еще издали, он обращался к этой дивной скале, – ты делал… из любви!.. Только из-за любви и из любви можно пойти до конца… до края света… против Творца, против всего на свете!.. И уже за это, за то, что ты шел, ведомый любовью, ты… не должен вот так… до конца дней!.. Тебя не должны… это не я говорю, это говорит мое сердце, моя душа, моя совесть, моя вера, что Творец не только всесилен, но и справедлив… и – милосерден!..
Он задохнулся, чувства бурлили в нем, раскачивали. В голове стоял гул, сердце стучало часто, в груди щемящая боль, во рту привкус горечи.
– Я освобождаю тебя! – прокричал он. – Ибо тебя заключил мой верховный отец, а я… а я… я человек! Это мне он передал власть над этим миром!
Скала дрогнула, Придон попятился. Послышался треск, в скале возникла трещина, вырвался красный огонь, словно заключенный там дракон с силой выдохнул пламя. Придон ощутил сильнейший жар, закрылся руками.
Треск повторился громче, груда камней вывалилась с грохотом. В образовавшейся пещере бушевал оранжевый огонь. Там трещало, щелкало, словно великаны ломали через колено столетние дубы.
Придон отступил на шаг. Из черной скалы клуб огня оформился в гигантскую, в два человеческих роста, фигуру, сотканную из плотного жаркого пламени. Падший разогнулся в полный рост, Придон закрывал лицо ладонями, сквозь пальцы видел только нечто красное, два глаза горели, как озера расплавленного золота. Потом жар быстро начал спадать, багровый огонь перестал колыхаться, оформился в красную, словно выкованную из раскаленного металла фигуру.
Падший смотрел на Придона в упор. В его глазах Придон видел гнев и безмерное изумление.
– Смертный!.. – прогремел нечеловеческий голос. – Смертный взломал мою темницу? Смертный сумел… что не могли… что не смог никто-никто?.. И чего не могли мои братья? А это кто там за деревьями?
Придон ответил вздрагивающим голосом:
– Бог. Всего лишь бог…
– Что такое бог? – прогремел Патута. – Ладно, смертный. Я вижу, мир изменился. Раньше бы немыслимо, чтобы вот так… да еще смертный!.. Но ты все это сделал, что тебе за это? Проси награду!
Придон покачал головой.
– Награду? Я не куяв.
– Что такое… Ладно, неважно. Что тебе: открыть сокровища в недрах земли?.. Сделать несокрушимым?.. Подарить топор, которого не знали даже боги?
Он закончил, то ли перечислил все, то ли раздумывал, что еще может дать, и Придон крикнул:
– Да ничего мне не надо! Патута ответил немедленно:
– Почему?
– Да потому, – ответил Придон. – Я – артанин!
– Что такое артанин… Ах да, теперь вижу. Ну и что? Придон нашел в себе силы гордо выпрямиться.
– Артанин не выносит вида другого человека в неволе! Мы не знаем рабства, мы убиваем тех, кто превращает людей в рабов. И когда видим невольника… всегда освобождаем.
Патута отодвинулся от скалы на шаг, Придон вздрогнул от вида огромной раскаленной массы. Неожиданно грохот обрушился на землю, Придон пригнулся, лишь потом сообразил, что Падший не пришел в ярость, а просто расхохотался.
– На днях ты освободил из неволи крысу, – напомнил он. – Только Творец может прозревать будущее, но прошлое мы все видим… А сегодня ты освободил меня. Но если от крысы не ждал никакой благодарности, то чего ждешь от меня?
Над головой снова грохнуло, земля испуганно затряслась. Придон выпрямился, прокричал:
– Ты знаешь, где меч Хорса? Падший спросил гулким голосом:
– Кто такой Хорс?
Придон переступил с ноги на ногу, ком в горле разросся и мешал дышать.
– У него был меч… Огненный меч с длинным изогнутым лезвием! Он освещал тьму, он рубил камни, как если бы не камни, а гнилой туман. Старые легенды говорят, что Хорс благодаря этому мечу стал из простого землепашца могучим богом!
Над головой Придона прогремело, он не сразу понял, что это грозный Падший что-то бормочет в задумчивости, потом голос грянул, как гром:
– Я помню этот меч… Неужели он расстался со своим хозяином?
– Чей это меч? – вскричал Придон.
Падший оглянулся на черную скалу. По-прежнему в тени, она выглядела жуткой, подавляющей. Он чувствовал, что это не скала, в ней целый горный хребет, так сырое железо под ударами молота уменьшается в объеме во много раз, зато обретает крепость кованого. А то и не хребет, а неизмеримо больше, в нем есть звезды, земля и небо, хрустальный небосвод, солнце и луна…
– Это меч самого великого из ангелов, – сказал Патута. – Ты говоришь про меч самого Азазеля.
Придон слушал молча. Когда на его лице ничего не изменилось, Патута сказал горько:
– Ты… даже не знаешь… кто такой… Азазель? И что такое вообще ангелы?
Придон молча покачал головой. Лицо Патуты перекосилось в жуткой и горькой гримасе. Красная кожа цвета горящего железа потемнела, он словно бы стал ниже ростом.
– Мир… за который столько… дрались… даже не знает, – проговорил он жутким голосом. – Даже не знает!.. Смертный, вот под этой скалой, под этим Первокамнем, сам Азазель!
Придон медленно кивнул.
– А меч с ним? То есть лезвие меча? Рукоять и ножны при мне!
Патута отшатнулся. Теперь его раздуло от гнева. Он прорычал:
– Смертный… тебя что-нибудь еще беспокоит, помимо, своих мелких забот?
– Нет, – ответил Придон. – Как достать меч?
– Только разбудив Азазеля, – ответил Патута мрачно. – И заодно освободив его. Придон сказал быстро:
– Так сделаем это!
Патута сказал таким тоном, что Придону почудилась нотка восхищения:
– Да, теперь вижу, Творец создал шедевр… Нет, тогда была едва живая глина. Отвратительная и липкая… но как Творец мог предвидеть так далеко?
Придон повторил:
– Как разбудить Азазеля? Мне нужен меч. Патута смотрел на него пристально:
– Ты еще не понял?
– А что здесь понимать?
Патута повторил раздельно:
– Азазаль – это не какие-то жалкие боги, что возникли после нас… как возникают черви или мухи. Азазель – это лучший и сильнейший из ангелов, что… эх, все равно не поймешь! Азазель всех ваших сверхмогучих богов уничтожил бы одним взмахом на всех землях, во всех странах, в глубинах морей и в недрах гор, понимаешь? Ни одного не осталось бы. И весь мир забыл бы, что такое – боги. Да, кстати, даже я, в мириады раз слабее Азазаля, мог бы это сделать за один миг. Но даже Азазель был низвергнут и заключен под этой скалой, ибо мы, двести ангелов, по его призыву выступили против самого Творца!
Придон слушал, по телу бегали мурашки, в груди то появлялся холод, то сердце начинало колотиться с такой силой, что неистовый жар грозил сжечь в пепел.
– Так как же, – повторил он, – разбудить Азазеля?
* * *