Юрий Никитин «Троецарствие»
Серия «Троецарствие»
Часть вторая
Часть третья
Куявия
Очаровательным женщинам: Татьяне, Лиске, Anais, Pearl, Karele, Нечто Рыжей, Суламифи, Ruth, Сударушке, Инне Tiggi, Mar – чье присутствие смягчает суровые правы буйной Корчмы http://nikitin. wm.ru/ – с любовью и нежностью!
* * *
Часть вторая
Глава 23
Вечером в его доме собрались на первый пир по случаю маленькой победы князья и беры. Они сами настояли, что это победа, даже большая победа. Предупрежденные, уже ждали на стене, видели, как тяжелые глыбы обрушились с пролетающих драконов, как расплющили шатер Ральсвика, как раскатывались и калечили воинов. Сброшено около тридцати глыб, каждая убивала десятки воинов. Камни раскатывались по всему лагерю с огромной скоростью, давили и плющили, а иные разлетелись на мелкие куски от страшного удара о каменное основание долины, получалось еще страшнее: как брошенные руками великана топоры, убивали и калечили всех, кто оказывался на пути.
Судя по всему, погиб не только Ральсвик, но и большинство, если не все военачальники. Вечерами, как обычно, собирались в шатер к походному вождю на военный совет, тут-то и случилось то, с чем еще не встречались за всю войну. Артанский лагерь если не разгромлен, то обезглавлен, а самим артанам еще долго приходить в себя, так что можно выпить и отпраздновать первую победу…
Иггельд натужно улыбался, сдержанно кланялся, но когда поднялся во главе стола с кубком, напомнил:
– Один дракон убит. Он успел дотянуть, умирая, до пещер, так что наездник уцелел… но теперь такие налеты не пройдут. Артане будут наготове.
Князь Цвигун потянулся к нему с кубком через весь стол.
– Иггельд, дорогой наш вождь!.. Тебе не верили, в тебе сомневались, но ты… ты понимаешь, что ты сделал?.. Ты не просто заперся за крепкой стеной, ты сразу же начал сам их лупить в хвост и в гриву!
За столом дружно выкрикнули здравицу, зазвенели, сталкиваясь над серединой стола, медные и серебряные чаши. Князь Кадом выкрикнул:
– За Иггельда!
Иггельд покачал головой. Лицо стало строгим.
– За победу, – сказал он, – за будущую нашу победу. Я – лишь песчинка, найдется много более достойных и значимых людей. Сообща мы выдержим натиск, а потом и погоним артан с нашей земли. За победу!
– За победу! – согласился князь Кадом.
– За победу! – выкрикнул князь Онрад.
– За победу, – сказал князь Северин и добавил: – Но ты первый, кто не просто дрался доблестно, думаю, что в этой войне такие все-таки были, но ты и нанес поражение… так что за тебя, Иггельд! За победу и за Иггельда!
– За Иггельда! – прокричали гости, Иггельд с испугом увидел, что это кричат даже охотнее, чем за победу, на него смотрит преданно даже князь Иствич, что всегда неприязненно хмурился, отворачивался при встрече. – За Иггельда!
На другой день Иггельд поднялся на верх стены и долго всматривался в артанский лагерь. Там тихо, умолкли песни, не звучат боевые трубы. От шатра ничего не осталось, не видно даже клочьев, хотя камни раскатились далеко.
Со стороны ворот доковылял, прихрамывая, Апоница. Судя по теплому плащу на плечах и бледному лицу, уже давно торчит на стене, не спится, обронил тихо:
– Полагаю, его завернули в шелк шатра.
– А где же он?
– Возможно, уже отправили вниз.
Иггельд спросил недоверчиво:
– Ночью? Ночью даже горцы страшатся ходить по тем тропам над бездной.
– Артане, ты знаешь, ничего не страшатся. Им во многом можно отказать, но не в отваге. Мы получили немалую передышку, Иггельд. Как ты ее используешь?
Иггельд пожал плечами.
– Думаешь, я всю жизнь вел эти войны?.. Получилось то, что задумал, теперь буду дальше… Сегодня облечу горы, посмотрю, что творится. Навещу кое-кого. Пока я зарабатывал на жизнь полетами, я познакомился со многими людьми. Кое-кто, думаю, и сейчас все еще не сложил оружие. Сидят себе в норках! Понимают, что едва высунутся… артанский топор очень скор! Но злобу копят. Попробую если не объединить, то хотя бы узнать, кто еще готов воевать, а кто сдался. Такие тоже будут.
– Еще бы, – обронил Апоница невесело. – Сдавшихся в Куявии всегда большинство.
* * *
Две недели по ту сторону стены было затишье. Артан становилось все меньше, на воротах и стене ликовали. Осталось только куявское войско, там уцелели все, они даже не ходили на приступ, шатер их вожака, князя Бруна, в сторонке, как и все куявы, никто не пострадал. Держались тихо, незаметно, словно стыдились своей роли. Чудин и Шварн с другими наездниками драконов часто поднимали своих крылатых друзей в воздух, вылетали из Долины с другой стороны, чтобы не попасть под стрелы удивительного стрелка-героя, подолгу парили над горами и Предгорьем. Они и заметили вовремя, что в их сторону направляется большое войско. На этот раз артане волокут катапульты, на верховых конях везут длинные вьюки. Рыжак, в прошлом умелый розмысл, угадал в них детали камнеметальных машин.
Потеряли Бофора, молодого отважного наездника, он слишком низко пролетал над этим артанским войском, стрелы простых воинов не долетали до его дракона вовсе, но затем вперед выехал молодой гигант на огромном, как гора, коне, вскинул лук, и тогда Шварн, ощутив опасность, закричал всем, чтобы улетали немедленно. Все так и сделали, но гигант пустил вслед стрелу, больше похожую на копье.
Все уносились на всей скорости, как могли, потому не сразу обнаружили, что Бофора с ними нет. Его дракон, сраженный стрелой героя, упал без крика, разбился, они потом увидели издали распластанную тушу, да и ту опознали лишь по тому, что артане остановились, вырезая сердце дракона, и тут же возобновили грозное движение в горы.
Иггельд выслушал, сказал хмуро:
– Что ж, мы сейчас ничего сделать не можем. Но… пусть едут. Посмотрим. Бой покажет.
Апоница сказал осторожно:
– С ними непростой стрелок.
– Знаю, – ответил Иггельд. – Его зовут Франком.
Апоница вскинул брови, глаза внимательно следили за лицом Иггельда.
– Ты всякий раз меня удивляешь. Ты его знаешь?.. Может быть, скажешь заодно, как зовут стрелка, что подбил здесь дракона Чудина?
– Меривой.
– Что?
– Меривой, говорю, его зовут.
Апоница умолк, спросил в затруднении:
– Не понимаю. На них что, написано?
Иггельд отмахнулся в нетерпеливом раздражении.
– Тебе не все ли равно, откуда я знаю? Меривой и Франк – братья-близнецы. Оба сыновья Аснерда, а тот из горных великанов. Их мускулы из камня, потому и луки у них такие, простой человек не согнет. Надеюсь, других таких стрелков в артанском войске нет.
Апоница нахмурился, буркнул:
– Надо сказать Ворсклу, Анапру и Когтю. Они возликуют, возгордятся, что к нам направили лучшие силы.
Иггельд покачал головой.
– Да просто им воевать уже не с кем. Сюда могут приехать все, кроме Придона. Тот занят своей добычей…
В груди остро кольнуло, подумал, не такая ли добыча была у самого, не так ли он с нею обращался? Хотя вряд ли, Придон – чист и нежен, если судить по его песням, он дарит Итании цветы и целует ступни ног, касается губами крохотных пальчиков, а она хохочет от щекотки и брыкается…
Он явно изменился в лице, в глазах Апоницы метнулась тревога, сменилась сочувствием, Иггельд стиснул челюсти, спросил почти грубо:
– Случилось что? Мы выстоим Более того, им еще ползти к нам почти неделю. Артанам можно устраивать засады по дороге, сбрасывать на них камни. Там немало таких мест, ты сам видел.
Из темного зева пещеры показалась массивная черная голова с белой полоской на лбу. Малыш щурился от света, но, зачуяв Иггельда, выдвинулся весь, потянулся навстречу. Иггельд погладил по широкому носу.
– Соскучился?.. Я по тебе тоже, если честно. Сегодня полетаем.
Апоница сказал с тревогой в голосе:
– Без тебя тревожно.
– Сегодня артане на приступ не пойдут, – заверил Иггельд. – Сам видел, нечем.
– Да знаю… Но ты у нас как счастливый талисман.
– К вечеру вернусь. Малыш, лежать!
Дракон с готовностью лег, косил одним глазом, когда Иггельд взбирался на его спину. Апоница отошел, смотрел украдкой, чтобы не смущать пристальным вниманием этих двух, потерявших своих друзей, что теперь тянутся друг к другу, отдают неистраченную нежность, берегут один другого, притираются заново, последний раз общались, когда вот так же, как сейчас Иггельд взобрался на спину Малышу, тот карабкался на колени к Иггельду.
Иггельд поднял руку в прощании, Апоница отступил еще на пару шагов, а Малыш разогнался и прыгнул в воздух.
Горы быстро скользили под драконьим брюхом, Малыш мчался стремительно, за последние дни уже набрал вес, нарастил мышцы, сейчас ни разу не растопырил крылья, чтобы отдохнуть на восходящих потоках, без устали месил воздух, и солнце еще не успело сдвинуться на длину копья, как вдали блеснули искры, солнце отражалось на покрытой металлом крыше
Иггельд не сразу вычленил взглядом крепость, просто вершина горы стала выглядеть упорядоченнее, завершеннее, и лишь снизившись, рассмотрел эту великолепную крепость, поистине неприступную, суровую, грубо квадратную, с острым шпилем над главным домом. Только одна башенка, там возникает и пропадает единственное цветное пятнышко: по ветру полощется пурпурный стяг – право удельного князя.
Внизу, у основания горы – множество домов, сараев, пристроек. Плотным кольцом окружают гору, дома все каменные, из тяжелых глыб, тоже каждый из себя крохотная крепость, сообща легко отбиться от разбойничающих отрядов, а если придут враги, то поднимутся на гору и укроются в крепости.
Малыш раскинул крылья и парил, ожидая наказа. В отличие от Черныша он не мог улавливать желания хозяина, но время от времени изгибал шею, заглядывал вопрошающими глазами Иггельду в лицо. Тот напряженно всматривался, но все тщетно, люди отсюда выглядят одинаковыми, махнул рукой, и Малыш с готовностью сложил крылья, долго проваливался через плотный встречный ветер, снова растопырил крылья, но все еще опускался, Иггельд указал на широкий задний двор, заставленный всякой рухлядью, Малыш в последний момент сложил крылья и упал между телегой и приземистым сараем из тяжелых каменных блоков. Из сарая неслись тяжелые удары железа по железу, потом стихло, приоткрылась дверь, выпустив клубы сизого перекаленного дыма, высунулось потное широкое лицо.
Кузнец – их узнаешь сразу – вытаращил глаза, всмотрелся, ахнул:
– Никак Иггельд?..
– Он самый, – ответил Иггельд. Он быстро соскользнул на землю. – Антланец дома?
– А куда денется? Пьет, тоскует…
Иггельд спросил с недоверием:
– Антланец? Тоскует?.. Что случилось?
Кузнец покачал головой.
– Вот что значит жить высоко в горах… Иггельд, ты хоть знаешь, что на Куявию напали артане?..
Иггельд кивнул.
– Как-то краем уха слышал… Врут небось? Лежать, Малыш! Жди.
Из пристроек начали выглядывать люди: рослые и одновременно кряжистые, со злодейски черными бородами, угрюмые, Иггельд на ходу помахал руками над головой и взбежал на крыльцо. Дверь распахнулась без стука, он вошел в просторный зал, тут же хлопнула наверху дверь, на грубой лесенке из гранитных глыб появился огромный косматый Антланец, заспанный, с набрякшим лицом, грузный, сердитый нежданным вторжением.
Всмотрелся, проревел зычно:
– Иггельд?.. Ишь, давненько не виделись, а как вырос, заматерел…
– Спасибо, – ответил Иггельд с неловкостью, Антланец сильно постарел с того дня, как выхватил его буквально из рук смерти, привез сюда, сыновья добирались поодиночке, скрываясь от шныряющих всюду артан. Хотя это было всего месяца три назад и раны на этом потомке горного медведя зажили, он так и остался согнутым и раздавленным страшным поражением. – Спасибо, но вряд ли я так уж сильно изменился…
Антланец зыркнул из-под косматых бровей, проворчал:
– Деликатно напоминаешь, что совсем недавно тащил меня, полумертвого, через всю Куявию, спасал мою шкуру?.. Да не красней, я и не подумал, что ты такое нарочно.
Он спустился наконец, обнял, Иггельд невольно отметил, что в руках горского князя уже нет прежней силы. Похлопывая его по спине, Антланец проводил его в свою комнату, усадил, зычным ревом велел подать вина и мяса.
– Артане, как вижу, – заметил Иггельд, – сюда не добрались?
Антланец отмахнулся.
– Артане да не доберутся? Эти черти могут луну с неба снять!.. Побывали, как же…
– И что? На чем договорились?
Антланец буркнул с неудовольствием:
– Увидели, что с нас взять нечего, а драться можем зло. Удовольствовались, что сообщили, будто отныне мы все под властью Придона, а их артанские законы выше наших куявских. Ну, еще подействовало, что мы в далеком прошлом вышли из Артании. Для них это почему-то очень важно. А с Аснердом мы так и вовсе дружили в молодости.
– Но они знают, – поинтересовался Иггельд осторожно, – что ты был в войске Одера?
– Я сам им сказал, – прорычал Антланец. – Стал бы я скрывать!.. Всю жизнь бы считал себя трусом.
– А что они?
– А им все равно, мы ж сейчас не на поле брани. Посидели, выпили… мы – вина, они – травки… Поспорили, чем луки клееные, составные, лучше гнутых, потом они уехали. Гадко мне, Иггельд… А как ты?
Иггельд помолчал, ответил буднично:
– Сейчас войско Меклена бьется лбом о ворота в мою Долину. Я уже разбил войско Ральсвика, погибли он сам и его военачальники, а Придон, по слухам, послал к нам самого Аснерда. Этот, конечно, покрепче Ральсвика, но не думаю, что и ему дам войти…
Антланец слушал с отвисшей челюстью. Глаза медленно лезли на лоб, пальцы сминали медную чашу. Послышался скрип, Антланец опомнился, чаша с жалобным звоном выпала из каменных пальцев.
– Ты… не признал их власть?
Иггельд кивнул, торопливо добавил:
– Но это не потому, что я такой храбрый… или хороший воин! Артане собираются уничтожить всех драконов, а я за своих драконов сам кому угодно глотку перегрызу.
Антланец смотрел неотрывно, плечи поникли, после долгой паузы сказал осевшим голосом:
– Ты меня… пристыдил. Я на кого угодно мог подумать как на бойца, но только не на тебя.
– Я тоже, – признался Иггельд.
Антланец поднял взгляд, всмотрелся в смущенное лицо молодого погонщика драконов, которого всегда знал именно как погонщика.
– Погоди, погоди… эти все слухи про Ночного Дракона… они к тебе имеют какое-то отношение?
Иггельд опустил голову.
– Уже нет, – прошептал он.
Антланец с тревогой смотрел в его разом помрачневшее лицо.
– Случилось что?
– Черныш погиб, – прошептал Иггельд. – Это его звали Ночным Драконом. Он спасал меня до последней минуты… Он погиб, спасая меня. А мог бы жить.
Голос его прервался, глаза влажно заблестели. Он вскинул голову, но слезы все равно выкатились, побежали по лицу. Антланец помолчал, сказал тяжело:
– Пусть ему достанется лучшее место в их драконьем раю… или в нашем. Но ты ошибся, Иггельд! Ночным Драконом называли тебя. Я слышал эти разговоры. Думал, брешут. Всем хочется верить в несокрушимого героя на прилетающем неизвестно откуда драконе. Но ты, оказывается, в самом деле есть.
Он погрузился в глубокую задумчивость. Иггельд рассеянно отрывал тонкие лоскутки белого мяса, иногда отслаивались вовсе тончайшие нити, макал в толченый чеснок, перец, а потом забывал отправить в рот. Антланец мрачнел все больше, отводил взгляд, наконец сказал почти с яростью:
– И что ты хочешь? Показать мне, что бьешься, а я, горный князь, сижу и превращаюсь в трухлявый пень?
Иггельд сказал испуганно:
– Нет-нет, я просто прилетел… Пока Аснерд поднимается в горы, у меня есть время, потом уже некогда… Просто так прилетел! Мне то ли страшно стало, то ли еще чего…
Антланец горько усмехнулся.
– Скорее это самое «еще чего». Ты начинаешь собирать силы, Иггельд. Ты еще этого не понял, но ты начинаешь. У меня сыновья старше тебя, я знаю, чего хотят, когда только заходят в комнату. Они еще не знают, чего хотят, а я уже знаю!..
Иггельд, ошеломленный, запротестовал:
– Какие силы? Какое собирать?.. Я не знаю, долго ли продержусь, прежде чем Аснерд сокрушит стену и ворвется в Долину… Аснерд не знал поражений! Он побеждал всегда, так что я скорее… скорее прилетел попрощаться!
Антланец нахмурился, маленькие медвежьи глазки всматривались пытливо, сам сопел, похрюкивал, как дракон, пробасил наконец густым сиплым голосом:
– Ну, голову сложить не трудно.
– Теперь да…
– Но ты, думаю, не за тем прилетел, чтобы попрощаться. Не за тем, Иггельд, не за тем… Вот что я тебе скажу. От меня до твоей Долины далековато. Помощи никакой. Но могу своих сыновей с десяток дать! Помогут оборонять твою Долину.
Иггельд покачал головой.
– Ко мне воинов набежало столько, что горы трещат. Лучше подумай насчет продовольствия. У меня все закрома полны, но если осада затянется, то может не хватить… Мы могли бы на драконах перебрасывать в Долину зерно, а еще лучше – сразу муку. Лучше не затягивать, мои закрома, я уже сказал, не бездонные…
Антланец сказал бодро:
– Это могу сразу!.. Прямо сейчас вытащу все запасы. Бери сколько увезешь. К следующему прилету приготовлю еще. Начну закупать у соседей. У тебя ж там не один дракон? Вот и обеспечим хоть мукой, хоть оружием, хоть чем скажешь. И – еще…
Он умолк, подбирая слова. Иггельд сказал торопливо:
– Этого достаточно! Это больше, чем я ожидал.
Антланец сердито зыркнул из-под нависших бровей.
– Обидеть хочешь? Зря, я тебя люблю и не обижусь. Еще я начну потихоньку готовить своих людей. Когда-то у меня было маленькое, но очень сильное войско. Теперь собрать хотя бы отряд! Но я соберу. И сегодня же отряжу гонцов во все концы страны, чтобы знали, что твоя Долина еще борется, что артанское войско впервые разбито, а один из лучших героев, Ральсвик, погиб. И Придон вынужден послать самого несокрушимого Аснерда…
* * *
Ральсвик очнулся, когда его бережно переложили на телегу. Перед глазами выступали пятнами лица, расплывались, голоса то звучали, как удары молотов по черепу, то наступала тишина.
Он чувствовал, что все еще молодое, несмотря на возраст, и сильное тело отчаянно борется за жизнь, сращивает сломанные кости, затягивает раны, затыкает сгустками крови отверстия, из которых выходит жизнь, впадал в забытье, но выныривал все чаще и слышал лучше. Череп еще трещал, но зрение восстановилось, отчетливо видел скорбные лица воинов, а когда наконец сумел разомкнуть губы, спросил тихо:
– Где мы?.. Долину взяли?
Подошел Хрущ, Ральсвик отчетливо видел его лицо, сбоку проплывают зеленые кроны, Ральсвик чуть скосил глаза, дощатый борт телеги, но укрыт толстыми теплыми шкурами. И внизу чувствуются эти шкуры. Он лежит на дне телеги, Хрущ идет рядом, держась за борт. Это значило, что они уже покинули горы, там нет такой роскошной зелени.
– Что молчишь? – спросил Ральсвик громче. Он закашлялся, в горле кольнуло болью, тотчас же во рту стало солоно. – Мы… победили…
Хрущ кивнул, глаза темные, лицо за это время покрылось глубокими морщинами.
– Выздоравливай, – сказал он. – Мы сделали все, что могли.
Ральсвик на короткое время впал в забытье, а когда вынырнул, грохот в голове уже прекратился, захотелось есть. Впервые ощутил, что может шевелить руками, а мысли в черепе пошли ясные, уже не порванные на клочья.
– Как все было? – спросил он.
На этот раз рядом ехал Рагинец, тоже непривычно суровый, мрачный. Взглянул на Ральсвика сверху вниз, каменные губы дрогнули в печальной улыбке.
– Оживаешь, вождь? Хорошо. Мы еще потопчем зеленый ряст…
Ральсвик сказал слабым голосом:
– Рагинец, расскажи. Расскажи все, как было.
Рагинец, что ехал и без того сгорбленный, мрачный, как грозовая туча, поник, потемнел. Его взгляд с сомнением пробежал по лицу Ральсвика.
– Что рассказывать?.. Это другая война. Мы не готовы.
– И что?
– Я точил топор, – сказал Рагинец. – А все военачальники пошли к тебе на совет. Вот тогда эти… что не умеют воевать по-честному, подняли в воздух всех драконов, какие у них только есть. Мы были не готовы, Ральсвик, не готовы!.. На лагерь обрушили целую каменную гору. Это настоящая лавина прямо с чистого неба. Над твоим шатром сразу – груда камней. Все погибли, я просто не понимаю, из какого ты железа, что уцелел, хоть тебя и помяло…
Ральсвик долго молчал, перед глазами потемнело, но удержался, не дал себе провалиться в спасительную черноту.
– Что с лагерем?
– Уцелело меньше трети. Много раненых, половина из них замерзла ночью, остальные…
– Что?
– Остальные замерзли на следующую. Что делать, все три лекаря погибли. Меривой уцелел. Хотя ему камнем поранило плечо, он застрелил одного дракона…
Ральсвик закрыл глаза, затих. Перед глазами медленно проходило все в обратную сторону, от последнего военного совета до похода в горы, до взятия Куябы, наконец добрался до тех счастливых дней, когда сильные и уверенные, исполненные самых радужных надежд, готовили войско, разбивались на десятки, десятки соединяли в сотни, а те в тысячи… И как готовились казнить десятника, если не уследит за своими воинами… Интересно, казнили хоть одного?
Он ехал долго молча, наконец прошептал:
– Почему… я без топора?
Рагинец сказал строго:
– Топор надо в руки умирающему, дабы боги увидели воина… А ты еще сегодняшних младенцев переживешь! Вон все заживает, как на собаке.
– Все равно, – сказал Ральсвик, – без топора гадко. Дай хоть нож, так выздоравливается быстрее.
Рагинец бросил подозрительный взгляд, помедлил, с неохотой снял с роскошного пояса длинный нож в расшитых бисером ножнах. В глазах на миг появилась боль, Ральсвик быстро отвел взгляд. Понял, мелькнула мысль. Но и отказать нельзя… Хотя отказал бы, если бы я прямо сказал, зачем мне нож.
Он взял нож, поблагодарил, кивком отпустил, сам лежал некоторое время спокойно и расслабленно, трезво оценивая жизнь, поступки, стремления. Поговорил молча с пращурами, объяснил, что и как. Обратился к сыновьям, что подрастают сильными и красивыми, многие станут воинами, хотя старший рвется в купцы, мечтает с караванами забраться в самые дальние страны, повидать дивные народы… Молод еще, не понимает, что предначертание мужчины на земле – не любоваться красотами, не смотреть, кто как живет и какие одежды носит, а перестраивать свою жизнь, жизнь своего народа, делать его сильнее, богаче, красивее…
Пальцы наконец стиснули рукоять ножа. Стараясь делать это незаметно, вытащил из ножен, развернул к себе острием. Кожа под нижним ребром дернулась, ощутив холодное прикосновение. Он задержал дыхание, мышцы напряглись, бестрепетно погружая острое лезвие в плоть. Металл с трудом прорезал тугое, как ствол дерева, тело, достиг сердца, Ральсвик ощутил укол, улыбнулся, наконец-то дотянулся, нажал сильнее, холодная полоса металла очень неохотно вдвигалась в тугую плоть, пока рукоять не уперлась в грудь.
Рагинец остановил коня, телега дотащилась, поскрипывая бортами. В руке Рагинца блистал освобожденный от чехла топор. Ральсвик благодарно улыбнулся, его рука поднялась, и Рагинец вложил топорище в слабеющие пальцы. Ральсвик со вздохом выполненного долга вытянулся, рука с зажатым в ладони топором упала на грудь. Он улыбался, глаза широко раскрылись в изумлении и восторге. Рагинец вскинул голову, стараясь рассмотреть крылатых дев, а когда перевел взгляд на Ральсвика, тот лежал серьезный и торжественный, уже не он лежал, а только его тело, а сам он в этот момент переступал порог небесного чертога, где шумно пируют и веселятся прославленные герои, оставившие поля битв недавно и совсем давно, где рядом с богами сидят древнейшие герои Артании, ее прародители, ее основатели, сильнейшие из героев, равные богам по силе, отваге и боевой ярости.
* * *